Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

В утомительной мессинской эпопее Филипп неоднократно брал на себя — и даже, пожалуй, искренно — роль посредника в тяжбе Ричарда и Танкреда (правда, Амбруаз считает, что его посредничество не было «ни красивым, ни честным»). «Французский король — агнец, английский — лев», — говорили мессинцы еще до того, как им пришлось испытать всю тяжесть «львиных» свойств Плантагенета. Англо-норманнско-анжуйско-аквитанское население лагеря короля Ричарда вело себя вызывающе, под стать своему королю. Обитатели как сельской территории, среди которой расположился этот лагерь, так и самой Мессины, мирно жившие с французами Филиппа, которых было немного и которые вели себя осторожно, подражая своему королю, с глубоким отвращением относились к забиякам армии Ричарда. Множество мелких недоразумений, столкновений, злых выходок, а то и преступлений лукавых «грифонов» («они, чтобы нас обидеть, закрывали пальцами глаза, они называли нас смердящими псами, а также обезьяньими хвостами, каждый день чинили пакости, убивали наших паломников и кидали их тела в отхожие места»), встречные грубости и насилие со стороны непрошеных гостей — все это непрерывно питало взаимное раздражение.

Ричард захватил на побережье греческий монастырь и, изгнав оттуда монахов, превратил его в свой штаб; сюда привез он наконец отпущенную Танкредом королеву Иоанну, здесь начал сосредоточивать провиант и оружие, доставляемые из Англии, закупаемые и, вероятно, захватываемые на месте. «Англичане» постепенно становились господами острова. Мессинцы же стали поговаривать о том, что в городе необходимо объявить осадное положение…

В такой ситуации для вооруженного конфликта достаточно искры, и она, разумеется, случилась. Поводом послужили две случайные стычки. Горожане заперли ворота и расположились в полном вооружении на стенах, демонстрируя готовность отразить нападение. Воины Ричарда немедленно начали штурмовать город. Английский король сначала сделал все, чтобы унять их: «вскочив на самого быстрого скакуна, он помчался к месту схватки и палкой начал разгонять своих». Затем было созвано совещание, в котором участвовали Филипп, прелаты и бароны соединенной армии, а также нотабли города. Но пока совещавшиеся решали, как погасить страсти, стали приходить вести, что мессинцы убивают воинов Ричарда в городе и в их собственном лагере. После этого Филипп в качестве сюзерена санкционировал выступление Ричарда против «проклятых грифонов», а сам, устранившись от какого бы то ни было участия в происходящем (мессинцы гарантировали ему и его людям неприкосновенность), остался пассивным наблюдателем.

Зато для энергии Ричарда развертывалось широкое поле. Впоследствии некоторые хроникеры, как и певцы, прославили его поведение в Мессине чуть ли не наравне с подвигами на Востоке. Личное мужество и презрение к опасности никогда не покидали Ричарда. С ничтожным отрядом он разогнал толпу мессинцев, дразнивших его и осыпавших крестоносцев стрелами в их собственном лагере, но, по существу, «трусливых и малодушных». Он придвинул ближе к городу свои галеры и, собрав армию, начал штурмовать стены. Их взятие было делом нескольких часов — ворвавшись в город, победители «наполнили его смертью и пожаром». Впрочем, главное, чем занялись воины Ричарда, как и он сам, был систематический грабеж богатого города.

Ни одна из хроник, в том числе враждебные Ричарду, не высказывает подозрения, что «сицилийская вечерня» могла быть спровоцирована, дабы лучше снабдить крестоносную армию всем необходимым. Но несомненно, происшедшее было в этом смысле как нельзя более на руку предприятию короля Ричарда. Англия, Аквитания, Анжу и Нормандия сделали свой взнос, теперь наступила очередь Италии. Ричард расположился полным хозяином на завоеванной территории. Все укрепления заняты были его людьми, и на башнях водрузили его знамена. Все, что было в городе ценного, перешло во владение армии английского короля.

При этом Ричард проявил полное пренебрежение к своему сюзерену, французскому королю (оправдание этому он видел в подозрительном бездействии Филиппа и его попустительстве в отношении мессинцев), тем самым нарушив договор, по которому любая добыча должна была делиться пополам. Это вызвало протест со стороны Филиппа, на который, впрочем, Ричард дал резкий ответ. Затем, однако, Филиппу все-таки удалось добиться того, чтобы до прибытия Танкреда город считался под охраной обоих государей и французские знамена были водружены рядом с английскими. Мир, торжественно заключенный королями, был подтвержден присягой в присутствии их вассалов, которые закрепили его своей клятвой. Он — в очередной раз — устанавливал «дружбы», взаимную поддержку и обязательство равного дележа в будущем всех трофеев.

От Танкреда вопреки посредничеству Филиппа Ричарду не удалось добиться осуществления всех своих притязаний. Он вынужден был удовлетвориться освобождением сестры и выплатой 40 тысяч унций [25] Сицилианская унция в Средние века была равна 30 граммам. Таким образом, Ричард I Львиное Сердце получил около 1,2 тонны золота. золота, из которых впоследствии по праву «дележа добычи» Филипп-Август выжал четвертую часть. Во всяком случае, из мессинского предприятия Ричард выходил с богатой казной.

Здесь же получили наконец свое разрешение так долго тревожившие придворную Европу галантные похождения Плантагенетов. Намереваясь навсегда покончить со своими обязательствами в отношении Аделаиды, тем более что у него уже несколько времени тянулся новый, сильно увлекавший его роман с наваррской принцессой Беранжерой («это была благонравная девица, милая женщина, честная и красивая, без лукавства и коварства… Король Ричард очень любил ее; с того времени, как был графом Пуатье, он томился по ней сильным желанием»), Ричард предложил формальное расследование вопроса о девственности Аделаиды, грозя представить свидетелей ее связи с Генрихом II. Вероятно, угроза представлялась обоснованной, поскольку Филипп проглотил это унижение и, получив в качестве отступного золото и отказ Ричарда от приданого уже бывшей невесты, признал себя удовлетворенным.

Ничто не мешало более дальнейшему движению «божьих воинов»; к тому же, надо признать, рядовым крестоносцам свары королей уже достаточно надоели и в их рядах начало проявляться некоторое недовольство. Дружественный Ричарду Амбруаз сообщает, будто Ричард «не удостаивал входить в долгие пререкания с другим королем» в тех случаях, «когда тот поднимал такой шум». Но он признает, что «много было тут сказано глупых и оскорбительных слов». «Все эти глупости не станем заносить в наше писание…» — добавляет он. Март был на исходе. На море дул благоприятный ветер Филипп, прихватив золото, полученное за позор сестры, отправился первым на небольшой, закупленной в Генуе флотилии. Две недели спустя после него двинулся на восток и Ричард. Амбруаз сообщает: