Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

Странническая тяга снимает с насиженных гнезд епископов (Конрад Констанций), аббатов (Фульк, настоятель Флавиньи; Иоанн Монтекассинский), «нежных» женщин (Юдифь, невестка императора Оттона; Гидда, графиня Швабская), простых монахов («франкский инок Бернард») и т. д. Видеть святые места, в прозрачной иорданской струе утолить жар сердца, разгоряченного «любовной жаждой», отломить пальмовую ветвь в иерихонской долине, унести подлинную реликвию от Гроба Господня — осколок камня его пещеры, кусочек Крестного Древа, свечу, загоревшуюся нездешним светом в пасхальную ночь, — видеть с высоты Синая «неизреченную славу Божия величия» — таковы были стремления, заставлявшие пренебрегать опасностями «бурных морей, высоких гор, суровой ярости диких народов». Греза влекла за моря. На земле самой романской Европы, начавшей, — по выражению бургундского монаха Глабера — «покрываться белым одеянием церквей», эта греза вызывала множество своих воплощений — круглых «храмов Святого Гроба». Вновь создаваемые церкви наполнялись реликвиями Святой земли; в них люди прикасались к «залогам» нездешней святыни.

Страннические толпы двигались со всех сторон. Самыми подвижными были норманны и англосаксы. Первые избирали один из трех путей: восточный, через Русь, западный — вокруг берегов Испании, через Гибралтар, и южный — через Рим и восточные гавани Италии. Вторые двигались преимущественно третьей из указанных дорог. Они пускались в путь в весеннее время, «вознося перед его началом молитвы Всевышнему, да поможет Он безопасно пройти снежные цепи Альп». В Альпах и Апеннинах их ждали приюты, выстроенные государями из дома Каролингов или местными итальянскими князьями: госпиции Людовика Благочестивого и Матильды Тосканской. В Риме многие проводили зиму, и с концом пасхального времени, «светло озарявшего весь мир, поднималось и двигалось дальше бодрое войско». По словам Беды, в его время совершать паломничество в Рим и, как можно догадываться относительно многих странников, следовать далее в Палестину стало обычаем англов «знатных и простых, клириков и мирян, мужчин и женщин».

Французские путники оставили несколько меньше следов в летописных памятниках, зато на этапах их дороги в Испанию, Италию и на Восток распустился пышный цвет сказаний и песен, собравшихся впоследствии в венок « chansons de geste » [50] Chansons de geste (фр. «песни о деяниях») — жеста, жанр героического эпоса в средневековой литературе Франции. Самая известная жеста — «Песнь о Роланде». вокруг имени Карла.

Темп паломничеств все учащается в конце X и первые годы XI века. Сарацинская гроза на морях, казалось, отступала — пираты втягивались в круговорот хозяйственной и культурной жизни, правильного товарообмена. В самой Палестине владычество арабов утратило свой враждебный христианству облик. Раны, которые нанесли ему одиннадцать лет (1009–1020 годы) террора, развязанного полубезумным халифом Хакемом — в эти годы разрушен был храм Св. Гроба, срыты до основания базилики Флавиев и сооружения Карла Великого, христиане подверглись жестоким гонениям и унижениям, — были в значительной мере залечены с новым поворотом политики халифа, столь же необъяснимым, как и первый. Однако эти годы положили конец латинскому протекторату над Святой землей. Наследство Каролингов, потерявших престиж на Западе, подобрала окрепшая с победами императоров Никифора II и Цимисхия Византийская империя. Латиняне отступали в Сирии и на морях, тогда как греческие императоры возвратили христианству Кипр и Антиохию, Эдессу, Кесарию и Назарет. Казалось, близок был час освобождения самого Иерусалима.

События, наносившие урон самолюбию западного священства и западных правителей, не отразились прямо на западных паломничествах. Христианский государь-патрон Св. Гроба — не важно, откуда он был, с Запада или с Востока, — казалось, одинаково обеспечивал спокойное пребывание в Иерусалиме всем единоверцам. Соперничество греческой и латинской Церквей стало ощущаться неблагоприятно пилигримами только в годы, последовавшие за их официальным разрывом (1054 год). Уже в 1055 году его следствия испытал на себе св. Льетберт, епископ Камбре. Затруднения, какие чинил ему на Кипре византийский катапан [51] Катапан (греч. «тот, кто наверху», «верховный») — наместник, обладавший всей полнотой военной и гражданской власти во вверенном ему округе. , заставили его отказаться от мысли посетить Иерусалим.

Несмотря на все это, жажда видеть святые места, наряду с иного рода причинами, бросавшими население на большую дорогу и усиливавшими размах странничеств, постепенно разрасталась в настоящее пламя, которым в XI веке все сильнее горел Запад. Нелегкой задачей является в этом случае учесть действие вышеупомянутых «иных причин». Многим прежним историкам рисовался тут несколько упрощенный образ все сгущающейся атмосферы несчастья на земле Европы, и в особенности Франции: учащающиеся в XI веке неурожаи и, как следствие, массовый голод с его спутницами — эпидемиями моровой язвы; «небесные знаменья», особенно многочисленные накануне Первого крестового похода, вызывавшие чувство отчаяния, острого ужаса, сознания греховности. Выход многие видели в «пути за море» с его надеждой на перемену с покаянным, спасительным смыслом.

Выводы историков как будто подтверждаются замечанием Эккехарта из Ауры, сделанным в год первого крестоносного подъема: «западных франков легко убедить покинуть свои деревни, ибо Галлия вот уже несколько лет терзается то междоусобными войнами, то голодом и смертностью, а последнее время — моровой язвой». На такие же выводы могут навести, при известном подборе, и показания анналистов. Сплошь да рядом у них наталкиваешься на описание ситуации, когда в одной и той же местности, в два друг за другом следующие года население сначала не знает, куда деть избыток урожая, а потом голодает. Под 1085 годом в анналах обители св. Никасия Реймсского находим следующее сообщение: «В этом году было такое изобилие вина, что у людей не хватало вместилищ для его сбережения. Виноградники часто не обирались, а были предоставлены скотине». Год спустя тот же анналист сообщает: «Был полный неурожай винограда; беспредельные виноградники стояли без плода». Население встречало одинаково неприготовленным урожай и недород, не умело сберегать излишков, обеспечивать себя подсобными промыслами. Оно не умело орошать поля при засухе и спасать их от наводнений.

Так получаются длинные анналы голодовок, описания которых сперва пугают нас, а потом приучают к себе, и мы читаем их с таким же фатальным спокойствием, с каким отмечает их хроникер. Невозмутимо он сообщает под 1086 годом, что «наступил сильнейший голод… бедняки ели трупы овец, коней, быков в самое Св. Четыредесятницу [52] Святая Четыредесятница — Великий пост. В официальном названии Великого поста, как на Западе, так и на Востоке, используется слово, указывающее на число 40. Так, по-церковнославянски он называется «Четыредесятница», по-латински «quadragesima». , пожирая, вместо хлеба, виноградные листья». Неурожай наступал от самых разнообразных причин. «В 1093 году была великая засуха от 8 апрельских календ до 17 календ сентября. Она вызвала бесплодие земной утробы, скудость урожая на хлеб и иные плоды».