Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

В 1094 году, наоборот, пшеницы покрылись туманами и не вызрели. Еще два года спустя урожай погубило наводнение. Иногда поля стояли достаточно согретые солнцем и увлажненные дождем, но «утроба земная, готовая родить, покоилась мертвая и печальная, потому что нечем было ее засеять». В 1096 году «была великая гибель семян в погребах, отчасти из-за червей, отчасти из-за дождей». Нет страницы, на которой не сообщалось бы: «…и был голод в области Реймсской… Суассонской… Турской»… Особенно потрясающее впечатление производит описание голода в Бургундии в 1031–1033 годах, когда «стали выносить на рынок человеческое мясо и заманивали в лес детей, чтобы их съесть», когда «лица людей бледнели и худели, кожа натягивалась и пухла, голос слабел и напоминал жалобный крик издыхающей птицы».

Краски неизбежно сгущаются, когда собираешь в одно все цитаты. Однако их гипноз в значительной степени рассеивается перед спокойной оценкой этих свидетельств. Отдельные бедствия, отмеченные хроникерами, следует локализировать: часто они захватывали только небольшую, вполне определенную область. Знаменитое, часто повторяемое «49 голодных лет на XI век» надо разнести в разные области Франции. Необходимо учесть и то, что хроникеры XI века, все почти монахи, склонны к пессимистическим тонам в изображении, к преимущественно страшным и печальным рассказам.

Голод и засуха, страдания от грозных эпидемий и суровых зим могли повышать, конечно, возбудимость измученных нервов. Охваченный огнем нездорового возбуждения, разгоряченный мозг открывался бреду: кошмару или сладкому, блаженному видению. Душа, напуганная стихийными ужасами окружающего, утрачивала доверие к собственной силе; бедная опытом мысль не улавливала развертывающейся в природе цепи неизбежных причин и следствий. Она раскрывалась для восприятия чуда, и чудо являлось. Такую связь страданий и чудес совершенно бессознательно выразил хроникер обители Св. Максенция под 1093 годом: «В ночь, когда умер король Филипп, видно было, как падали звезды с неба, подобно тухнущим факелам. В этом году была великая засуха от апреля до сентября, что вызвало неурожай… В недрах земли слышен был на большой глубине звон воды».

Трудно, однако, поверить, что болезни и голод нанесли в XI веке удар более сильный, нежели ужасные норманнские опустошения в веке предшествующем. Еще более скептически, по всей вероятности, следует отнестись к представлению, будто годы, предшествовавшие Первому крестовому походу, были особенно урожайными на так называемые «небесные знаменья». Вот, например, как говорят об этом хроники обителей Св. Ромуальда и Св. Дионисия Парижского: «1066 год. Погибло много людей от голода, о чем возвестила комета». «1089 год. Луна при восхождении своем прошла через затмение». «1093 год. В 9 октябрьские календы было солнечное затмение до 3-го часа дня». «1094 год. В апреле явилось грозное знамение в звездах. От полуночи до утра бесчисленные звезды кучами и в одиночку, переплетаясь и догоняя друг друга, срывались с разных углов небесного свода и сбегали на землю». «1095 год. Появилась комета в октябрьские ноны и стояла 7 ночей. Затем наступило землетрясение и наводнение».

Зловещие знамения идут, как будто сгущаясь; грозный хор растет, точно морской прилив. Кровавые небеса, страшные солнца, затмения луны составляют все усиливающийся аккомпанемент наводнений и засух, и симфония эта завершается аккордом: «1096 год. В первый день апрельских нон видно было, как почти все звезды бегут, точно пыль, когда ее несет ветер. И это продолжалось от пения петуха до зари, и христиане всех стран двинулись с оружием в руках в Иерусалим». Этот аккорд, конечно, не подготовлен сознательно. Но создает впечатление искусственного. Ничего необычного не происходило в описываемые годы. На протяжении десяти лет дважды явились кометы и однажды было солнечное затмение. Остальные знамения: звездные дожди, затмения лунные, кровавые небеса — все это явления, на которые в настоящее время мы не обращаем внимания, а чаще всего просто не знаем о них. Мы лучше понимаем явления природы, но мало их наблюдаем. Хроникер XI века совсем не понимал их, но постоянно наблюдал. Он мало спал ночью и знал, что творилось на небе. Пусть и в монашеском облачении, он был хозяином-земледельцем, и небо с кровавыми отсветами, росами и засухой было господином его быта. Мы не должны удивляться, что на страницах его анналов занимают такое место падающие звезды и лунные затмения, но мы не должны обманываться его свидетельствами: нужно думать, что на небе и на земле во вторую половину XI века все обстояло приблизительно так же, как до или после. Иначе, однако, все обстояло в человеческой душе.

Во всяком случае, не из душевного угнетения, но скорее из творческого возбуждения должны мы вести странническую тягу XI века; не отчаяние снимало с места большинство путников, но вера и радость. Трудно поверить, чтобы материальные условия жизни были в XI веке хуже, нежели столетием раньше. Наоборот, после полутора веков норманнских опустошений, когда, осев на земле, превратившись в герцогов и графов новой Европы, прежние разбойники стали «по веревке размерять землю» и льготами звать на нее насельников, — началась интенсивная работа над одичавшими полями. Восстанавливались пути сообщения, возникали и обустраивались города, топор земледельца врубался в чащи, и в лесах появлялись новые, свободные деревни. Кипение жизни чувствуется в XI веке в Европе, и если монастырские хроники, в частности клюнийская, подчиняясь основной задаче призыва к повышенному идеалу «духовной жизни», одевает действительность в темные цвета, то они часто только принадлежат изображению, но не оригиналу.

Подъем, а не умирание характеризует бодрый, проснувшийся к новому бытию XI век. Этот подъем, как и всякий рост, не осуществлялся без страданий, но то были муки рождения, не агония смерти. Прошлое своими тесными рамками давило на распускающиеся ростки жизни, ложилось могильным камнем на новые порывы, косность старины задерживала тягу к свету и, здоровое в своей основе, «стремление вдаль».

Но не сдержит Воскресшего Темный гроб! [53] Из стихотворения Вяч. Иванова «Возрождение» (сб. «Кормчие звезды»).

С общим рассветом и стоит в связи усиление страннических движений, учащающийся темп паломничеств. Новые препятствия, какие ставились на их дороге, не остановили пилигримов, но изменили форму паломничеств. Рядом с одиночками и небольшими группами все чаще появляется охрана, а крупные компании сопровождаются настоящими вооруженными отрядами. 700 странников отправились в 1026 году в Палестину под главенством Ричарда, аббата Ванского, и под прикрытием отряда всадников. В следующем году той же дорогой прошло паломничество графа Анжуйского, епископов Лиможского и Пуатье. В 1035 году во главе «множества своих подданных» к Гробу Господню явился Роберт Дьявол. Через тридцать лет Альтаихская летопись рисует движение огромной дружины немецких пилигримов. Более 12 тысяч человек, которыми руководили епископы Гюнтер Бамбергский, Зигфрид Майнцкий, Оттон Регенсбургский и Вильгельм Утрехтский, вступили в Венгрию, вызывая в городской и деревенской черни блеском своего убранства и богатством обоза удивление, зависть и жажду грабежа. В Сирии им пришлось выдержать несколько стычек с бедуинами, в которых обнаруживается, что большая часть дружины по обету шла без оружия и оказалась вынужденной защищаться камнями. Но меньшинство смогло помериться с нападавшими равным оружием.