Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

Дело разрушения совершено было с упоением. На очереди стояло устроение — из пышной, убранной золотом Византийской державы надлежало сковать стальную Латинскую империю. Вновь, как и сто лет назад, западный мир должен был показать свою живучесть и приспособляемость. То, что трудно было сделать на земле Сирии, где сначала руками евреев и финикиян, греков и римлян, а затем персов, арабов и турок история нагромоздила столько культурных сокровищ и культурных развалин, — было еще труднее сотворить там, где более тысячелетия прожила непрерывной жизнью гордая власть империя, где глубоко укоренилась православная традиция. Венецианская олигархия и французское баронство были здесь почти равноправными конкурентами на власть и добычу, и она поделена была между ними со своеобразной справедливостью. Шесть французов и шесть венецианцев составили совет, который, устранив, в угоду Венеции, слишком сильного Бонифация, избрал «императором Романии» француза Балдуина Фландрского, а патриархом — венецианца Томазо Морозини.

Блестящий титул, о котором столько веков грезили на Западе, честь принять венец перед алтарем Св. Софии, облечься в хламиду, шитую орлами, и взойти на Константинов трон — должны были вознаградить фландрского герцога за незначительные размеры его императорского домена, начинавшегося от Филиппополя и останавливавшегося у Никеи, где сосредоточилась большая часть беглецов из Константинополя с одним из организаторов его обороны Феодором Ласкарем [76] В 1208 году Феодор Ласкарь стал императором Никейской империи, образовавшейся на территории Северо-Западной Анатолии в 1204 году после взятия Константинополя крестоносцами. Обосновавшиеся в Никее императоры видели свою цель в возвращении Константинополя и возрождении Византийской империи. . Сравнительно большая область досталась Бонифацию. Дандоло получил титул «деспота» и встал во главе длинного ряда венецианских территорий, захвативших почти все византийские порты. Возникли герцогства Афинское и Архипелага, княжество Морейское (или Ахейское), графство Кефалонийское и т. д., где обосновались французы. На древней почве Ахеи выросли донжоны французских замков, в ее классическое небо врезались стрелы и кружева готических храмов. Площади городов огласили chansons de geste , а громаду Святой Софии — латинская молитва.

Перед Западной церковью открывались заманчивые перспективы: как писал папе Бонифаций, «императорский город, давний грозный противник Святой Римской Церкви, как и Святой земли, ныне посвятит свои силы на сокрушение их врагов». И папа резко меняет позицию. Теперь он утверждает, что «если бы до потери Восточной Земли держава Византийская принадлежала латинским народам, — христианскому миру не пришлось бы оплакивать утрату Иерусалима». С новым воодушевлением обращает он к крестоносному воинству обратить все силы для «поддержки возлюбленного сына нашего, Балдуина».

Но Латинская империя была подвержена той же болезни, что и Латинская Сирия, но только в еще большей степени. Вместо централизованного сильного государства западные бароны создали легко рассыпающуюся мозаику ленов, покрытых, но не связанных именем империи. Все попытки осуществить имперскую власть в отношении вассалов всякий раз кончались неудачей и были только лишними демонстрациями слабости. Номинальная власть над Малой Азией представлялась насмешкой, ввиду вечной угрозы Трапезундской [77] Трапезундская империя — греческое государство, образовавшееся в 1204 году на анатолийском побережье Черного моря; в нем утвердилась династия Великих Комнинов, потомков византийского императора Андроника I Комнина. и Никейской империй, где утвердились претенденты изгнанных из Константинополя династий. Кроме того, безопасности Романии грозили куманы и очень агрессивное в эту эпоху царство Болгарское. Внутри она разрывалась спорами французов и венецианцев, которые никак не могли поделить места в церковной иерархии, и подтачивалась глухим, но упорным противостоянием греческого духовенства и греческого населения. «Уния» католицизма и православия осуществлялась только отчасти и с обеих сторон неискренно. Среди православных она потеряла своих немногочисленных сторонников, когда папский легат Пелагий решил действовать не убеждением, а силой. Взоры греков все чаще обращались к Никее и Трапезунду, а в душу папы, который имел своих информаторов, возвратилось недоверие к успеху константинопольского предприятия.

«…Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания». Этими словами Христа открыл в 1215 году Иннокентий III Латеранский собор, намекая на возможность близкой своей смерти и на желанный исход в Святую землю. Таким образом, папство, памятуя, что Иерусалим так и остался в руках неверных, по-прежнему звало Запад на священный путь. Правда, самому Иннокентию III, умершему летом 1216 года, уже не суждено было «вкусить пасху». Бродившее по Европе и подогревавшееся из Рима крестоносное возбуждение в его понтификат вызвало к жизни только два похода детей, двинувшихся в 1212 году вместе с беспорядочными толпами присоединившихся к ним взрослых бродяг: из Франции они шли за пастушком Этьеном, из Германии за кельнским десятилетним визионером Николаем. Идея крестового похода детей была связана со «святостью» и «непорочностью» юных душ, которым будто бы не мог быть причинен вред оружием. Тщетно удерживала их от этого предприятия высшая светская власть, да и духовные власти были не в восторге, видя в нем какой-то надрыв, вырождение идеи священной войны. В то же время этот крестовый поход был поддержан орденом францисканцев.

Судьба обоих походов была печальна. Французская толпа, посаженная в Марселе на корабли, попала в шторм, и те, кто уцелел, затем были распроданы в рабство на египетских рынках; немецкий поход, претерпев ужасные лишения в пути через Альпы и потеряв множество участников, погибших от голода и чумы, с трудом добрался до итальянских гаваней и повернул обратно — домой вернулись немногие.

Настоящий же Пятый крестовый поход, организации которого отдал последние годы жизни Иннокентий III и к которому ему удалось склонить венгерского короля, австрийского и баварского герцогов, скандинавских и брабантских князей, в котором приняли энергичное участие короли Кипра и Иерусалима и рыцарские ордена, — осуществился только после его смерти. В нем доминировал германский элемент. Его организаторы никак не могли определить конечную цель, колеблясь между Сирией и Египтом, между Акрой и «Вавилоном» (Каиром). После неудачных действий в Сирии, отъезда домой венгерского короля Андраша II и смерти кипрского короля Гуго I решено было, под влиянием иерусалимского правителя Иоанна Бриеннского, сосредоточиться на Египте.