Леонид Амирханов - Кронштадт. Город-крепость. От основания до наших дней

Это касалось и Лесной биржи, которая в 1907 г. почти полностью перебралась в новый Лесной порт Петербурга.

На начало второго десятилетия XX в. пришлось значительное осложнение международной обстановки. Ведущие морские державы вступили в так называемую «дредноутную» гонку. Вслед за первым линейным кораблем нового поколения – английским «Дредноутом», вооруженным новейшими 12-дм орудиями, – Германия, Америка и Франция тоже начали строительство подобных линкоров. Россия не отставала, и в 1909 г. в Петербурге заложили четыре мощных линкора типа «Севастополь». Достраивались и вооружались они, естественно, в Кронштадте.

Американские линкоры на Большом Кронштадтском рейде. 1911 г.

Призрак мировой войны уже бродил по Европе. Активно шли поиски возможных союзников в возможной борьбе против возможных противников. У России с Германией складывались весьма непростые отношения с остальными крупными державами. В 1911 г. международная обстановка вынудила американцев продемонстрировать Германии свои политические пристрастия, для чего на Балтику отправился 2-й дивизион Атлантического флота США в составе четырех линкоров: однотипные «Канзас», «Луизиана» и «Нью-Гэмпшир», построенные в 1906–1908 гг., а также первый американский дредноут «Сауз Кэролайн», вступивший в строй в 1910-м.

На Большом Кронштадтском рейде американские линкоры появились 29 мая (ст. ст.) 1911 г. Николай II посетил «Луизиану» и призвал к восстановлению российско-американской дружбы, существовавшей в прежние годы. Однако огромные гири российско-американских разногласий перевесили мирные порывы, и ответный визит русской эскадры с великим князем Кириллом Владимировичем пришлось отменить. И даже приостановить действие русско-американского торгового договора.

Торжественный обед в честь английской эскадры в Морском Собрании Кронштадта. Второй слева – командующий Балтийским флотом вице-адмирал Н.О. Эссен, третий слева – командующий английской эскадрой адмирал Д. Битти

Англичане же постепенно из врагов превратились в союзников. Сотрудничество с английскими фирмами, в частности со знаменитым «Виккерсом», и наличие общего врага в лице Германии привело к впечатляющему визиту в Россию английской эскадры адмирала Д. Битти. Его, разумеется, встречал весь бомонд. Роскошный обед в Морском собрании Кронштадта, фото на память, визиты, визиты…

Морской министр И.К. Григорович считал, что адмирал Битти имел секретную миссию к английскому послу, которую «нельзя было доверить ни почте, ни даже лицам, могущим привезти ее с корабля на берег». И действительно, германских шпионов в Петербурге было немало. Великого князя Гавриила Константиновича интересовало другое – он ожидал, что «английские морские офицеры будут элегантны и с хорошими манерами, но оказалось, что большинство из них были вовсе не элегантны и без всяких манер».

Еще один очевидец, побывавший на английском корабле, оставил подробное описание увиденного. Его поразила «…простота на военном корабле, непривычная для российского флота, даже больше – недопустимая: вахтенный матрос ходил босиком, приезжая публика допускалась повсюду, мальчишки и взрослые вертели маховики у казенной части орудий, открывали и закрывали замки, не получая замечаний от англичан.

На палубу под тент вытащили небольшую фисгармонию, за нее сел разбитной матрос и заиграл танцы. Английские матросы сразу расхватали наших девушек и молодых женщин и стали с ними лихо отплясывать, распевая во все горло. Наша русская публика совершенно переменила мнение об англичанах, ранее представляя их людьми неразговорчивыми, сдержанными, даже скучными, а оказалось, что простые матросы – веселые ребята; не зная языка, умеют великолепно занимать наших женщин. Мужчины любезно обменивались с матросами табаком и папиросами. Около камбуза кок корабля на столе деревянным молотком разбивал большие, толстые плитки шоколада и, завертывая шоколад в фунтики, дарил детям и женщинам, а то жестами просил дать ему носовой платок и завязывал в него большие куски шоколада. Высокий солдат морской пехоты, в алом мундире с золотым шитьем, в белом шлеме, с перевязью кирпичного цвета через плечо, по-видимому, во время дежурства, надевал на наших девушек такой же алый мундир и шлем, совал им в руку ружье и снимал фотографическим аппаратом. Вся эта процедура вызывала большой смех, так как девушка тонула в этом мундире, который был ей чуть не до колен, а из-под шлема не видно было и головы. Публика рассыпалась по всему кораблю без всяких сопровождающих, залезала в машинное и кочегарное отделения, в кубрики. Охраняемых мест и часовых было очень мало. „Гости“ брали из пирамид ружья и пистолеты, щелкали затворами. Вся охрана этого оружия заключалась в тонкой цепочке, пропущенной через предохранительные скобы. Цепочка имела большую слабину и не мешала брать оружие из пирамиды. На корабль приехало много русских матросов, которые как-то умудрялись объясняться с английскими матросами.

Отпущенные с корабля на берег английские матросы сразу же подхватывались кронштадтцами, которые водили их по городу, приглашали в рестораны, пивные и угощали с русским радушием.

Многие английские матросы в результате такого внимания и экскурсий по ресторанам и пивным были здорово выпивши, однако они очень оберегали тростинку с пломбочкой, которая им выдавалась при увольнении на берег. Эту тростинку они должны были вернуть при возвращении на корабль в полной сохранности, что свидетельствовало, что вели они себя на берегу хорошо. Остроумный контроль! Если тростинка была сломана или повреждена, их ожидало наказание».

Через месяц с небольшим все это безумство повторилось с еще большим размахом. В Россию прибыл сам президент Франции Р. Пуанкаре, разумеется, на боевом корабле. Опыт приема высоких гостей из Франции у России был огромный. Французские корабли приходили в Кронштадт в 1891-м, и особенно отметился 1902 г., когда в честь президента Э. Лубэ на Невском проспекте была сооружена грандиозная скульптура, олицетворяющая нерушимую дружбу французского языка с нижегородским. Пуанкаре тоже встречали криками «Ура!», «Vive la France!» («Да здравствует Франция!»). «По улицам города группами и в одиночку гуляли французские матросы, их окружали наши люди всех слоев общества и разговаривали с ними – одни на изысканном французском языке, другие – на ломаном русском языке на французский (по их мнению) лад, а третьи – жестами, понятными всем народам, щелчками по горлу: предложение выпить вместе. Веселые французы громко смеялись и не упрямились, когда их прямо силой затаскивали в рестораны, кафе и пивные». Потом назло городовым все пели «Марсельезу» – «Allons, enfants de la Patrie» («Вперед, сыны Отчизны») или «Аллон, занфан де ла Патри». Кронштадтские бабушки потом удивлялись, что за странную песню пели гости: «Алена, салом нос потри».