Леонид Амирханов - Кронштадт. Город-крепость. От основания до наших дней

Итогом их похода на «Павел» стали тяжелое ранение Евсеева и Сидельникова, контузия Полещука и Моралева. Гедле умер в госпитале в 6 утра. У Альтмана голова была оторвана до нижней челюсти. От Казакова остались только части скелета. Погиб и Ушерович. Один Сокольский, оставшийся по приказу Гедле у шлюпки, отделался испугом и немалым. Что же произошло?

В книге Ю.М. Чернова «Судьба высокая „Авроры“» приведены воспоминания А. Евсеева, которые автор несколько приукрасил:

«Нас в шлюпке было девять человек, считая и начальника учебного отдела военно-морского училища тов. Гедле… Пристали к бону форта и быстро выскочили на землю. Тов. Гедле отрывисто бросил: – Одному из гребцов остаться дежурным у шлюпки, остальным быстро следовать за мной! Мы бежим за ним. На ходу он приказывает нам насыпать песок во что попало: в фуражки, в голландки для того, чтобы погасить пламя.

Наступила темнота. Я только видел, как из горловины мины вылетал огонь, освещая каменные укрепления форта, где было более сотни мин. Я и мой товарищ Ушерович первыми насыпали песок в голландки и первыми бросили его в горловину мины [474] И хотя В.В. Гедле был вторым помощником командира канонерской лодки «Хивинец», в минном деле он разбирался слабо, иначе не приказал бы тушить огонь в мине песком. . Мина, проглотив его, зловеще зашипела и выбросила пламя в два раза большее, чем оно было прежде. Остальные тоже тушили горящую мину. Один из наших военморов, Казаков, даже вылил в неё ведёрко воды. С секунды на секунду мы ожидали взрыва. Мина накалилась докрасна. Смерть как бы смотрела нам в лицо. Видя неудачу своих попыток погасить огонь, мы решили изолировать мину. Схватили минреп, валявшийся здесь же, на берегу. Попытка столкнуть мину в море кончается неудачей. Минреп лишь раскачивает её. Чувствуем своё бессилье, но с двойной энергией принимаемся за работу. Снова делаем отчаянную попытку столкнуть мину, и снова мешает окружающее ее кольцо других мин. Томительно идут секунды. Мы находимся всего в трёх-четырёх шагах от дрожащей от внутреннего полыхания мины. Она как бы загипнотизировала и притягивает к себе… И вдруг сметающий всё на своём пути огненный смерч и грохот. Это один миг. Я видел только блеск. Стало темно. Я потерял сознание. Очнулся в воде, будучи отброшен взрывом. Вода освежила меня и придала мне силы. Я выбираюсь на берег. Чувствую большую слабость. На берегу в темноте замечаю среди груды камней несколько огоньков. Это загорелось ещё несколько мин. Опасность придаёт мне новые силы <���…> Я и Сидельников в Кронштадтском госпитале. За нами заботливый уход, а там, на горящем форту, погибли четыре близких, почти родных товарища: Гедле, Казаков, Ушерович, Альтман…» [475] Чернов Ю.М. Судьба высокая «Авроры». М., 1983. С. 273–275. .

Из показаний В. Полищука: «Гедле послал за тросом, чтобы стащить мину в воду, все разошлись искать и были в саженях 7-15. Т[оварищ] Гедле нашел железный прут и со слушателями Казаковым, Ушеровичем стали кантовать мину. Я со слушателями] Сидельниковым и Морылевым разбирал найденный трос. Вспышки в мине стали сильнее и сильнее и она взорвалась. При вспышке кантовавшие отскочили и раздался взрыв».

Кстати, Полищук слышал, как с трапа Гедле кричал сигнальщикам приказ передать на «Парижскую коммуну», чтобы задержали шлюпку.

Из показаний Сокольского: «С появлением пламени люди от мины бросились к шлюпке и сразу раздался взрыв и загорелось в нескольких местах».

Кроме того, Сокольский отмечает: «От форта отошли по-видимому две шлюпки хотя и были на большом расстоянии. Одна под парусами вельбот или шлюпка, шедшая к «Парижской коммуне», и другая гребная военная шлюпка, шедшая к Кронштадту».

Оставшиеся в живых слушатели, пытавшиеся спасти форт «Император Павел I» (слева направо): К.И. Сокольский, В.И. Полещук, Ф.С. Сидельников, Н.К. Моралев, А.К. Евсеев

Это уже второе упоминание о какой-то таинственной шлюпке, которая в этот вечер якобы была на форту «Павел» (первое в показаниях Борисова). Видимо, об этой же шлюпке говорит и Евсеев: «Когда мы шли на тушение пожара я слышал разговор, что какая-то шлюпка отходит от форта по направлению к маяку. Но сам шлюпки я не видел т. к. сидел спиной к форту. Говорил об этой шлюпке в/м Гедле».

Совершенно непонятно, как мог форт, нашпигованный взрывчаткой, оставаться без охраны? Главный минер Г.М. Озеров показал, что «форт „ПАВЕЛ“ служил и служит складом взрыввеществ, что в 1919 году после происшедшего на форту взрыва все оставшиеся от взрыва мины были списаны в расход, но фактически оставались на форту; что с 1921 года имевшийся на форту караул постановлением Окруж[ной] Комиссии был снят и с того времени форт ни кем не охранялся, о чем он докладывал командиру Порта т. КАСАТКИНУ в устной форме, но безрезультатно и после чего занятый другими делами, фортом и его охраной не занимался, что после взрыва 1919 года на форту осталось 254 мины и, кроме того, туда же было завезено мин браку до 345 штук; что на форту „ПАВЕЛ“ находятся мины про это знал и флагмин Балтийского флота в/м САЛМИН и Мортехозупр. Так как им посылаются еженедельно сведения о количестве взрыввеществ на складах с указанием где именно они находятся. О форте „ПАВЕЛ“ кроме Компорта Касаткина другим заместившим Касаткина командирам порта он, Озеров, не доносил и знали ли они о нахождении на форту мин он не знает. На форту последний раз он, Озеров, был весною или летом прошлого года. Посещал ли после него кто либо форт, он не знает».

То есть, с одной стороны, «вопросы охраны его ведению не подлежат», но с другой – имели «место личные указания на усиление охраны».

Итак, допросив всех участников, очевидцев и прочих причастных к этому делу лиц, 1923 года августа 9 дня Уполномоченный 4-го Отделения Особого Отдела ПВО Афанасьев, рассмотрел «дело № 1583 о взрыве на бывшем форту „ПАВЕЛ“ в крепости Кронштадт». И это дало ему основание установить виновность:

«1. Военмора Борисова Романа Георгиевича, выразившаяся в превышении власти проявленной при приставании на шлюпке к фортам „КРОНШЛОТУ“ и „ПАВЕЛ“ без всякого на то разрешения и бездействии власти выразившейся в том, что видя у подчиненных ему военморов зажженные угольные свечи-патроны с коими они расхаживали среди мин он не только не отдал соответствующего приказания о потушении их, но даже сам прикуривал от подобной же свечи и при произведенном подчиненными ему военморами поджоге одной из мин не принял никаких мер к тушению огня, а наоборот поддавшись панике бросил на произвол судьбы, т. е. в преступлении предусмотренном ч. II ст. 209 Уголовного кодекса.