Жорж Дюби - Время соборов

Наконец, в королевской Европе церковная архитектура — искусство больших форм — так же, как ювелирное искусство, и в силу тех же причин заняла свое место в имперской культуре. Церкви напоминали скорее дворцы. Бог прежде всего являлся людям как Владыка мира, увенчанный короной и восседающий на троне, чтобы судить живых и мертвых. Каждый храм находился под высочайшим покровительством королей, наместников Бога на земле, которые щедро жертвовали на строительство. Они стремились продолжать каролингскую традицию, то есть традицию Рима. По образцам римской архитектуры строили здания двух типов.

Карл Великий пожелал, чтобы его молельня в Ахене походила на императорские часовни, которые он видел в Равенне, — церковь центрического плана. Это произведение архитектуры должно было выражать особую миссию государя, ходатайствующего перед Богом за свой народ. В архитектурном плане устанавливалась связь между квадратом — символом земли, кругом — символом неба и восьмиугольником, который означал переход от земли к небу и в соответствии с символикой чисел был выражением вечности. В раннехристианском Риме по такому плану строили баптистерии, так как в их стенах совершались обряды, во время которых благодать Божия вырывала человека из круга земных забот и возносила его душу туда, где ангелы поют о славе Господа. Центрический план постройки с двумя расположенными друг над другом уровнями идеально подходил для часовни, где государь, возвышаясь над коленопреклоненными членами своей семьи и слугами, мог взывать непосредственно к Богу. Кроме того, этот архитектурный тип был связан еще с одной традицией — погребальной, традицией martyrium'a [48], могилы-реликвария, сохраняемой строителями крипт. Достигнув Иерусалима, конечной цели своего путешествия в Святую землю, паломники входили в храм Гроба Господня и оказывались в круглом святилище, напоминавшем императорскую часовню. Здесь кроется причина популярности этой архитектурной формы, распространившейся в XI веке во всей империи вплоть до границ со славянскими странами, где в то время при мощной поддержке императора насаждалось христианство.

После победы христианской Церкви Евангелие, выйдя из подполья, покорило античный Город и захватило все его официальные здания и памятники. Практически все храмы Рима, особенно самые почитаемые, те, которые возвели на гробницах святых Петра и Павла, были базиликами, то есть дворцовыми залами, — огромные прямоугольные пространства, предназначенные для проведения судебных разбирательств; ряды арок, напоминавшие портики, поддерживавшие легкие деревянные перекрытия и разделявшие три параллельных нефа; апсида, где находилось место судьи, оглашавшего приговор; яркий свет, падавший сквозь высокие окна центрального нефа. Иными словами, это было открытое внутреннее пространство, напоминавшее форум — дом народа Божия.

Развитие богослужения при Каролингах привело к перестройке входа в базилику, возведению кровли над внутренним двором, превращению его в нижний этаж, а самой базилики — в двухэтажную церковь. Внизу — крытый вход, наверху — помещение для молитвы. Были ли эти нововведения вызваны желанием задержать при входе толпы паломников, чтобы они не нарушали чинный ход богослужения? Или же перестройка потребовалась, чтобы создать отдельное помещение для почитания Христа Спасителя, который вместе с местным святым покровительствовал храму? Или, возможно, это было следствием недавнего распространения культа погребальных обрядов? Во всяком случае, эти изменения вызвали расширение западной части храма, что в странах империи привело к появлению у базилики второй апсиды и надвратных звонниц, возводившихся в Иль-де-Франс над входом в церковь.

В XI веке эти два типа построек главенствуют на всей территории, где власть монарха противостоит феодальной раздробленности. В Саксонии базилика в городе Гернроде, строительство которой началось спустя три года после восшествия Отгона I на императорский трон, и церковь Святого Михаила в Хильдесхейме [49], которую основал епископ Бернвард, умерший там в монашеской рясе в часовне Святого Креста, во всем следуют образцам каролингской архитектуры, которые укоренились в Шампани, Виньори, Монтье-ан-Дер. Таким образом, в области, окружавшей Реймс, возникла тесная связь между искусством Отгонов и Капетингов.

Иль-де-Франс в эту эпоху почти не знал возведения культовых зданий. Исключение сразу после наступления 1000 года составили особо почитаемые королем Робертом церкви, построенные в Орлеане, монастыре Сен-Бенуа-сюр-Луар и аббатстве Святого Мартина в Туре.

Библиотеки, вокруг которых по воле короля возникают центры образования, регалии, в день коронации служащие утверждению величия монарха, часовни, находящиеся под покровительством государя, — всё проникнуто единым духом. Везде античные мотивы, признанные эталоном прекрасного, бережно хранят и тщательно копируют, они служат моделью для украшения христианского богослужения. Безусловно, мастера, работавшие по заказу короля, в XI веке не так рабски подражают античным образцам, как их предшественники, современники Карла Великого и первого возрождения имперского искусства. Античность отдалилась еще на два века. Теперь художники нередко знакомятся с ее искусством лишь по копиям, сделанным во времена Каролингов. Воспоминания о ней утрачивают четкость, раздвигаются границы, в пределах которых художник может дать волю воображению. Однако, и это важно, привитые школами почтение к античности и преклонение перед ней пронизывают все высокое искусство того времени. Острое ощущение варварства современного мира, чувство, что всё прекрасное осталось в прошлом, заглушало любые творческие порывы. Подобно будущим прелатам, подобно самим королям, по ночам учившимся грамоте, придворные ювелиры, художники, плавильщики бронзы и строители соборов считали себя учениками. Они мечтали приблизиться к классическим образцам и скрупулезно следовали традициям. Их смирение принесло плоды — в крестьянском мире, среди пустошей, где паслись стада свиней, среди бескрайних, безлюдных лесов, как и вблизи королевских тронов, еще витали воспоминания о Риме. Была жива эстетика, запечатленная в строках «Энеиды» и «Фарсалии», живо искусство, противившееся вторжению фантазии, отвергавшее спираль, геометрические абстракции германских ювелиров и любые искажения, которые художники-варвары вносили в изображения человека и животного; было живо искусство слова, беседы, диалога, а не игры воображения; искусство монументальных сооружений, а не рисунка или чеканки, иными словами — эстетика архитекторов и скульпторов; искусство перикопов [50], которые художники из Рейхенау украшали для императоров, искусство скриптория Сен-Дени, искусство льежской купели.