Валерий Злыгостев - И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245

Очевидно, что уже в 1220 году Чингис-хан сформулировал концепцию будущего подчинения Восточной и Центральной Европы власти монгольских каанов и обозначил как цель предстоящей агрессии, наряду с русскими, мадьярами (венграми), кипчаками (половцами), канглами, булгарами, аланами, черкесами и осетинами, башкир. В его повелении не только делался акцент на обозначение стран и народов, до которых необходимо «дойти», но и указывались реальные географические названия, в частности реки Идил (Итиль), ассоциирующиеся не только с Волгой, но и со всем Волго-Камьем (включая Ак-Идель — Белую), и Аях, Яик. Эти на первый взгляд не такие уж и яркие свидетельства тем не менее являются очередным красноречивым подтверждением того, что башкиры играли определенную и весьма весомую роль в качестве независимого политического игрока в Поволжском и Предуральском регионах, «посещение» которого монгольскими войсками автоматически подразумевало столкновение сторон.

Обстоятельства Великого рейда весьма обширны, и мы не ставим задачи даже краткого его описания. Стоит лишь заметить, что протяженность маршрута монгольского войска, «стартовавшего из бассейна Зеравшана в Средней Азии, вплоть до возвращения к исходной области вряд ли может быть короче 12–13 тысяч километров» [50, с. 65], а по итогам многочисленных побед, одержанных монголами над грузинами, кипчаками, аланами, русскими, была предопределена участь всех без исключения народов Восточной Европы, и участь эта была незавидна. Воздавая должное Чингис-хану, Субэдэю и Джэбэ как гениям войны, нельзя ни на мгновение забывать о том, что никаких «эликсиров жизни» завоеванным народам они не несли. Недаром, напутствуя своих полководцев, коих Сказитель иначе как «свирепыми» или «бешеными псами» не называет, упоминая, что «мясо людское — походный их харч, мясо людское в дни сечи едят» [27, с. 147], Чингис-хан сказал: «Каждого, кто будет дышать неповиновением и противодействием, уничтожьте!» [40, с. 209]. «Свирепые псы» исправно выполняли распоряжения своего повелителя, пройдясь огнем и мечом вначале по Закавказью, а затем и кипчакским степям. После победы на Калке, когда монголами была уничтожена огромная русско-половецкая рать, и краткосрочного набега в приграничные области Южной Руси, завоеватели, войско которых изрядно поредело, направились на северо-восток в сторону Волжской Булгарии. Там, согласно главенствующей версии о происходивших тогда событиях, поздней осенью непобедимые доселе Субэдэй и Джэбэ, встретив ожесточенный отпор, были вынуждены ретироваться в низовья Итиля, а затем и в ставку Чингис-хана. Однако так ли оно было на самом деле и возможна ли альтернатива «антимонгольской» версии, следует разобраться.

На протяжении многих десятилетий столкновение монголов и булгар трактуется на основании сочинения Ибн ал-Асира, из которого явствует, что непобедимые доселе Субэдэй и Джэбэ потерпели тогда полное поражение. «Татары… направились в Булгар. Когда жители Булгара услышали о приближении их к ним, они в нескольких местах устроили засады, выступили против них [татар], встретились с ними и, заманив их до тех пор, пока они зашли за место засад, напали на них с тыла, так что они [татары] остались в середине; поял их меч со всех сторон, перебито их множество и уцелели из них только немногие. Говорят, что их было до 4 000 человек. Отправились они [оттуда] в Саксин, возвращаясь к своему царю Чингис-хану, и освободилась от них земля Кипчакская; кто из них спасся, тот вернулся в свою землю» [17, с. 27]. Это достаточно небольшое сообщение ал-Асира стало фундаментом научных изысканий, касающихся противостояния монголов и булгар в 1223 году.

Не существует практически ни одного узконаправленного исследования, в котором была бы совершена попытка критически разобраться с происходившими тогда событиями, напротив, ученое сообщество как будто соревнуется в определении степени неудачности для монголов столкновения с булгарами. Так, С. А. Плетнева пишет: «…победы (над русскими и кипчаками. — В.З .) вскружили голову Субедею», но затем, когда завоеватели вторглись в пределы Волжской Булгарии, «…в результате поражения множество монголов были перебито… небольшой отряд (монголов. — В.3 .) поспешно спустился по Волге к Саксину…» [36, с. 174]. У В. В. Каргалова мы читаем: «…монгольское войско… направилось в Волжскую Булгарию, но потерпело там серьезное поражение» [25, с. 111]. А. Г. Мухамалиев: «Разгромившая русские и половецкие войска ударная армия Чингис-хана под командованием известного полководца Субедея [27] Далее по тексту А. Г. Мухамадиев, по-видимому, чтобы подчеркнуть значимость победы булгар, называет Субэдэя «выдающимся полководцем» [30, с. 108]. во время первого похода монголов (против Волжской Булгарии. — В.З .) попала под Пензой (на берегах реки Суры. — А.М .) в засаду и полностью была уничтожена булгарской конницей» [30, с. 107]. Подобных извлечений можно привести множество. Все они, учитывая высокий академический стиль авторов, выглядят достаточно убедительно и вкупе в сотни раз превосходят объем первоисточника, из которого, собственно, и проистекают все поздние «размышления». Но существует некая черта, за которую уважаемые ученые почему-то не переступают, а стоило бы! Необходимо уяснить, когда и при каких обстоятельствах Ибн ал-Асир создавал свое замечательное, глубоко эмоциональное произведение — летопись, наполненную болью за постигший тогдашний цивилизованный мир (неважно, мусульманский или христианский!) погром.

Итак, «Иззеддин Абульхасан Эльджери, известный более под именем Ибн ал-Асир, родился в 1160 году в Месопотамии, в городе Джезире-Ибномар, умер в 1233 году в Мосуле, где он довольно долго состоял на службе при тамошнем атабеке Нуреддине Арсланшахе, а последние годы, кажется, исключительно занимался научными трудами» [17, с. 11]. По всему видно, и это очень важно, что Ибн ал-Асир являлся современником происходивших тогда событий. Еще важнее, что он практически проживал в «прифронтовом» городе Мосуле именно во времена действия туменов Субэдэя и Джэбэ в непосредственной близости от него — в Иране и Закавказье. Известно, что Ибн ал-Асир общался с очевидцами кровавой бани, которую там устроили «свирепые псы», а потому, как у всякого адекватного человека, у него возникли прямые опасения, что монгольские полководцы, которым «мясо людское в харч», рано или поздно доскачут и до Мосула. Действительно, весной 1221 года завоеватели, захватив Мерагу, двинулись на Ирбил, располагавшийся всего лишь в ста километрах от Мосула. Ибн ал-Асир записал по этому поводу следующее: «…дошел слух об этом до нас в Моссуль; перепугались мы до такой степени, что некоторые решились выселиться, страшась меча» [17, с. 22]. Но то ли молитвы повергнутых в ужас горожан, то ли распоряжения Чингис-хана, не планировавшего конфронтации с Багдадским халифатом, сохранили Мосул в неприкосновенности. Субэдэй и Джэбэ повернули вначале на Хамадан, а затем и дальше на север. Побывав на краю неизбежной гибели и представляя свой страшный конец, население северной Месопотамии пребывало, конечно же, в состоянии эйфории от пожалованной Всевышним милости, так как беда, исходящая от «некоего народа», их миновала. Монголы уходили, но что могли пожелать им вослед счастливо выжившие? Конечно же, гибели, смерти, причем смерти позорной. Поэтому информация о неудачных действиях монголов в Среднем Поволжье в 1223 году, оказавшаяся через определенное время в руках Ибн ал-Асира, получила в его летописи должную оценку. Оценку побежденного. Но разве подобное изложение материала может быть объективным? Разве не хотелось даже такому скрупулезному в своих сочинениях Ибн ал-Асиру увидеть безжалостных злодеев-завоевателей поверженными? Ему захотелось, и он увидел…