Александр Станиславский - Гражданская война в России XVII в.

27 сентября с царской грамотой к вязниковским казакам выехали из Москвы белевский дворянин Иван Муромцев, бывший «заугорский» атаман Пятой Зелейщик и хорошо зарекомендовавший себя в глазах правительства войсковой дьячок Юрий Десятого. До Вязников они добрались 2 октября, причем с большими трудностями: в 30 верстах от Владимира на них напали украинские казаки, и Ю. Десятого был ранен саблей.

13 октября все трое отправились из Вязников в Москву в сопровождении есаула Подковыри Родионова и трех казаков — представители вязниковского войска везли царю челобитную, подписанную всеми станичными атаманами.

Приезд в Вязники представителей московского правительства и нижегородского воеводы вызвал описанные в сохранившихся документах казачьи сходки и круги. Так, у В. Ларионова грамоту и наказную «память» приняли и тотчас прочли атаманы И. Орефьев и И. Филатьев в присутствии 40 казаков. На следующий день грамота и наказ читались и обсуждались на общем казачьем круге. На круге же, в котором участвовали все казаки, читалась в Вязниках 4 октября царская грамота и решался вопрос о посылке челобитчиков в Москву. Тогда же состоялся приговор о направлении делегации к войску К. Чермного. Наиболее обстоятельное описание казачьего круга принадлежит нижегородцам И. Никитину и И. Андрееву. 12 октября около 1000 конных казаков и татар съехались в поле. В центре круга они поставили четыре казачьих знамени и одно знамя юртовских татар. Игнатий Андреев передал грамоту казакам, она была прочтена вслух, после чего началось ее обсуждение. Сходка, связанная с приездом в Вязники М. Колбецкого, происходила внутри острога: на церковной паперти стояли несколько атаманов во главе с И. Орефьевым, сюда же привели М. Колбецкого. Вокруг собралось около 200 пеших казаков. Когда гонец Лыкова заявил, что воевода наказал ему передать грамоту всему войску, казаки ответили, что перед ним «ото всех станиц лутчие люди» и что содержание грамоты они перескажут остальным казакам. После этого грамота была прочтена присутствующим.

Таким образом, источники позволяют достаточно четко различить круги, в которых участвовали все или почти все взрослые казаки, и старшинские сходки, которые иногда предшествовали кругам, а иногда их, по-видимому, подменяли. На подобных собраниях старшины, происходивших еще до рады, решались все важнейшие вопросы и в Запорожье [296] ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 74, 103–107, 113–114, 159–173, 175, 263, 266–274; Д. отд., стб. 11, л. 33; Старинные акты, служащие преимущественно дополнением к описанию г. Шуи и его окрестностей. С. 23–25. .

Челобитная вязниковских казаков, их отписки Лыкову и особенно расспросные речи казаков в Нижнем Новгороде дают достаточное представление о «программе» вязниковского войска, хотя ни в одном документе не суммированы все требования казаков. Одним из главных условий возвращения на службу казаки считали правительственные гарантии невыдачи всех вступивших в казачьи станицы независимо от времени вступления и социального происхождения. «Которые к ним ново писались в казацкую службу из городов дети боярские и боярские всякие люди, и те-де страшатца насильства и продаж, и поимки за себя, и за лошади, и за ружья, и за платье», — заявили представители казаков Лыкову. В. Ларионов тоже сообщил Лыкову, что казаки ждут на этот счет царского обещания: «И которые у них беглые боярские люди в казакех, и тех ис казаков государь выдавати не велит».

Пятирублевое жалованье казаки считали недостаточным и требовали его увеличения, или, как они выражались, выплаты им «полного» жалованья: «И им-де теми пятью рубли себя и чюр своих одеть и саадаков и всякой служилой рухляди купить нечем, и указным-де кормом прокормитца печем… и взять нам, холопем твоим, по пяти рублев — тебе, государю, солгать». Казаки не указывали, какое именно жалованье они сочтут справедливым, ожидая предложений правительства. «А по чему, государь, хотят полнова жалованья, точно… не объявили», — писал Лыков в Москву. Наконец, казаки настаивали на том, чтобы им были оставлены все «запасы», собранные в Вязниках. Отчасти поэтому они боялись идти на службу в Нижний Новгород, где «всему тому будут исцы». Однако ни в одном документе не содержится сведений о стремлении вязниковских казаков добиться получения поместий, хотя они и писали в челобитной, что за свое участие в освобождении Москвы и другие службы ничем не вознаграждены, «волочатся» «безюртны» и «безприютны», лишились в боях оружия, стали «наги и босы и всем бедны» и впредь чают, «юрту себе и приюту не будет». Иначе говоря, казаки стремились к сохранению своего сословного положения, своей организации и в то же время требовали за службу лучшего материального обеспечения в форме ежегодного денежного жалованья и ежемесячной выдачи содержания («корма»).

Пока правительство не отвечало на эти требования, казаки тянули время. Они писали Лыкову и в Москву, что дожидаются к себе «в сход» казаков Чермного, к которым послали делегацию, а после их прихода охотно пойдут на службу. По этой же причине, как объяснили Лыкову есаулы Л. Иванов и Ф. Давыдов, они не привезли в Нижний Новгород списков казаков по станицам, как воевода того требовал. Лыкову казаки вообще не доверяли, хорошо помня его роль в разгроме войска Михаила Баловнева, говорили, что он к ним «недобр», однако обещали позднее прислать в Нижний Новгород представителей для заключения «договора» «о государеве жалованье и о корму» и служить под началом Лыкова, если он выдаст жалованье «по их запросу» [297] ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 108–109, 169–171, 176, 274. .

В то время как казаки Ивана Орефьева находились еще на пути от Коломны к Вязникам, польская армия Владислава и отряды гетмана П. Сагайдачного подошли к Москве. Яркое описание Запорожского войска содержит грамота в Белозерск от конца сентября 1618 г.: «И те языки и выходцы в роспросе сказывали, что с черкасы большая половина русских людей, полонеников, мужиков и женок и девок, и шли-де с ними меж их черкаских полков русские люди, мужики и робята и жонки и девки, верхи на шесть полков, а их-де, черкас, тысяч с пять, и у них многие ранены и больны, и голод-де у них великой, и наги, а хотят-де черкасы итти в Замосковные города». Штурм Москвы в ночь на 2 октября был отбит, и 20 октября начались мирные переговоры.

Вскоре мятеж казаков произошел в самой Москве (Новый летописец помещает сообщение о нем сразу после главы о посольском съезде): «…взбунтовав ночью, проломиша за Яузою острог и побегоша из Москвы тысячи с три казаков». За Яузой начиналась Владимирская дорога, шедшая и в Вязники (о том, что там расположились ушедшие со службы казаки, в Москве знали хотя бы со слов П. Родионова и других вязниковских челобитчиков, приехавших в столицу еще 19 октября). Вероятно, по ней и двинулись казаки. В пяти верстах от города их догнали бывший руководитель Первого ополчения боярин Д. Т. Трубецкой и окольничий Д. И. Мезецкий. С большим трудом удалось привести беглецов обратно — «едва их поворотиша». Однако казаки остановились у стен Деревянного города и войти в него отказались. Уговаривать их отправилась в полном составе Боярская дума. В этот драматический момент, когда Москва оставалась без значительной части ратных людей, а в перспективе вырисовывалось объединение сил «вольного» казачества и образование почти 10-тысячного мятежного казачьего войска, правительству пришлось пойти на уступки: «Государь же им в вину того не поставил и пожаловал своим государевым жалованием» [298] ГБЛ, ф. 343, карт. 1, д. 4, л. 1–2; ПСРЛ. Т. 14. С. 147. .