Александр Станиславский - Гражданская война в России XVII в.

Во время мощных антиправительственных движений военная организация «вольных» казаков распространялась на основную часть повстанцев. Холопы и крестьяне, стрельцы и служилые казаки, посадские люди и дети боярские, вступая в казачьи отряды и принося присягу, становились «вольными» казаками и изменяли свой сословный статус. С казачеством были связаны и основные программные требования повстанцев: восстановление на московском престоле «законного» и «доброго» царя, который бы выдал им «полное» жалованье за службу и оградил от произвола «злых» бояр; уничтожение противников «государя» («царя Дмитрия») в верхах русского общества; невыдача бывшим владельцам холопов и крестьян, вступивших в повстанческие отряды; сохранение и расширение вольностей и привилегий повстанцев, объявивших себя «вольными» казаками.

Длительное и широкое распространение самозванщины в России также происходило при самом активном участии казачества. Ведь именно агитацию в пользу самозванцев подразумевал в 1614 г. атаман Е. Радилов под «смутными» словами, которые казаки «вмещают в простые люди», отчего, по его мнению, и произошли социальные потрясения в России («крови в Московском государстве розлилися»). Особенно стойко поддерживали казаки самозванцев, выступавших под именем царевича (затем царя) Дмитрия Ивановича, в победе которого они видели гарантии почетного положения казачества в русском обществе. Стремление казачества добиться воцарения в Москве своего претендента было использовано в 1613 г. романовской «партией». «Вольные» казаки явились одной из главных сил, способствовавших избранию на Земском соборе Михаила Романова, которого они противопоставили «боярским» кандидатам на русский престол.

В ходе внутренних социальных конфликтов и борьбы с иностранной интервенцией «вольное» казачество на основной территории России постепенно создавало собственную войсковую организацию: входившие в войско И. И. Болотникова, в отряды Лжедмитрия II , в полки земских ополчений казаки уже не связывали свою судьбу только с автономными областями Дона и Волги, где многие из них никогда не бывали, но стремились отстоять и закрепить свое положение служилых людей и свою особую организацию в самом центре государства. В Первом ополчении казаки, конечно, не контролировали правительство, и даже И. М. Заруцкого никак нельзя считать выразителем их интересов, однако соотношение сил под Москвой в 1611–1612 гг. было таково, что казаки временами могли почти не считаться с правительством и его воеводами и следовать лишь распоряжениям атаманов и казачьих кругов. Особенно ревниво — даже после воцарения Михаила Романова — оберегали они внутреннее самоуправление своих отрядов.

По мере становления сословной организации казаков все более определенными становились их требования «жалованья и корма». Годовое жалованье деньгами и ежемесячное содержание деньгами и хлебом были обычными формами вознаграждения безземельных служилых людей, и борьба «вольных» казаков за увеличение размеров этого вознаграждения велась в первой четверти XVII в. постоянно. Однако в условиях социальных конфликтов, иностранной интервенции и общего разорения государства ни одно правительство не имело возможности достаточно щедро и регулярно вознаграждать казаков за службу. Поэтому казаки должны были искать другие способы своего обеспечения, компенсирующие недостаточность жалованья, и вставали на путь самообеспечения, в том числе прямого разбоя.

Недавно Н. И. Никитиным обоснована аналогия между общественным устройством «вольного» казачества и доклассовыми обществами периода «военной демократии». В этой связи интересно проведенное Л. Самойловым сближение первобытного общества и современного уголовного мира в исправительно-трудовой колонии (например, общей для них трехкастовой структуры): «…когда почему-либо образуется дефицит культуры, когда отбрасываются современные… социальные связи… из этого вакуума к нам выскакивает дикарь. Когда же дикари сосредоточиваются в своеобразной резервации и стихийно создают свой порядок, возникает (с некоторыми отклонениями, конечно) первобытное общество» [390] См.: Никитин Н. И . О формационной природе ранних казачьих сообществ (К постановке вопроса)//Феодализм в России: Сборник статей и воспоминаний, посвященных памяти академика Л. В. Черепнина. М., 1987. С. 230–245; Самойлов Л . Путешествие в перевернутый мир//Нева. 1989. № 4. С. 162–163. . Обращалось внимание и на возможность влияния на казацкие общины кочевых народов, находившихся на стадии патриархально-феодальных отношений. Но как бы то ни было, «вольное» казачество Дона, Волги, Яика и Терека начала XVII в. по своему социальному развитию было много архаичнее общественного устройства Русского государства того же времени. Не удивительно поэтому, что при образовании «вольного» казачества на основной территории России и наложении казацких обычаев на существовавшую к тому времени в стране социальную структуру возникли некоторые институты, характерные для раннего феодализма, и в их числе приставства как особая форма взимания феодальной ренты.

Хотя обычай кормлений — приставств русские казаки заимствовали у своих украинских товарищей, в России в начале XVII в. он распространился даже шире, чем в Речи Посполитой. Если на Украине казаки и другие ратные люди брали в кормления главным образом королевские имения, то в России в приставства попадали и дворцовые, и черносошные, и монастырские, и частновладельческие земли. Такая практика создавала реальную угрозу для сложившихся форм феодального землевладения. Борьба между казачеством и дворянством длительное время велась как за господство в армии, так и за доходы, взимаемые с населения. В моменты наивысшего обострения этой борьбы казаки стремились, вероятно, к полному уничтожению дворянства как правящего класса, а дворяне в свою очередь мечтали об уничтожении «вольного» казачества не только в центре государства, но и на его окраинах.

Правительственная политика по отношению к «вольному» казачеству в начале XVII в. отличалась противоречивостью. С одной стороны, любое правительство, выражавшее интересы дворянства, стремилось поставить казачество под свой контроль, ликвидировать казацкое самоуправление, запретить или упорядочить казачьи приставства, прекратить приток в казачьи станицы феодально зависимого населения и даже вернуть часть казаков прежним владельцам; с другой — и царь Василий, и власти ополчений, и правительство Михаила Романова были заинтересованы в привлечении «вольного» казачества на свою сторону и в сохранении его как значительной военной силы, при этом степень правительственного нажима на казацкие вольности во многом определялась текущей военной ситуацией. Когда она позволяла, правительство «разбирало» казаков, назначая жалованье лишь «лучшим» из них и исключая со службы и возвращая в феодальную зависимость казаков, вступивших в станицы незадолго до «разборов».