Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Боабдилю была назначена в ленное владение местность Айдарах в Альнухарах (Загалл отправился в Тлемсен, где впоследствии и умер). Когда он, по пути туда, на повороте дороги бросил последний взгляд на Альгамбру, он разрыдался, и, говорят, мать его Айша резко упрекнула его: «Плачь теперь как баба, так как у тебя не стало храбрости защищаться как мужчина!» Еще теперь испанцы называют это место «последним вздохом мавра». Но недолго несчастный изгнанник оставался в Айдарахе: при помощи пройдохи визиря его сумели в 1493 (898/99) г. уговорить отправиться в Фец, где он прожил остаток своих дней. О том же, как вообще христиане соблюдали капитуляции по отношению к маврам (не говоря уже о евреях), можно справиться в делах святой инквизиции; это тот же сорт христианства, который был проявлен вскоре за тем Пизарро и Альмагро по отношению к безобидным подданным инков. Вторая вдова старика Абуль Хасана, Зорайя, снова крестилась и приняла свое старое имя — Изабелла. Детям ее был дан испанский герб, в котором был вписан старинный девиз их рода: «ла талиба илла'ллаху». Более резкого приговора над собственными делами, лучшего пророчества о той каре, которая по их вине ждала их народ, не могли бы придумать католические короли: «Нет победителя, кроме Бога»! Он же есть истина.

Геродот , кн. I, с. 136.

Страбон , с. 733.

Гораций , эпист. II, с. 112 и т. д.

«Хорошо рассчитанные и ловко выполненные убийства и всякие злые козни по отношению к другим народам, это, по мнению известного знатока, составляет собственно суть древней римской истории» ( К. Э. А. Шмидт , Латинская фразеология, 1864). Однако достойные историки римской нации, и во главе их Цезарь и Саллюстий, сумели так серьезно разнообразить басню о волке и ягненке, что еще и теперь находится много неглупых людей, которые верят этой басне.

Гюлистан , с персид. подл. перев. Холмогоров, Москва, 1882.

В древности в состав персидского флота входили жители Малой Азии и финикияне, и, когда около 1740 г. могущественный шах Надир, прозванный «Наполеоном Востока», не считавший что-либо невозможным, пытался с бесконечными усилиями выстроить корабли на Каспийском и Персидском морях, дело кончилось куда более плачевно, чем предприятие Наполеона в Булонье.

Более мягкие натуры сохраняли известное объективное миролюбие и гораздо позже. Так, персидский историк VII (XIV) столетия, принадлежность которого к шиитским воззрениям вне всякого сомнения, говорит с похвалой о лицах, удерживающихся «поносить товарищей пророка» (то есть первых халифов). См. Барбье де Мейнард о Хамдулле Мустауфи в Journ. asiat. sér. V, vol. X, p. 283–305. Только Барбье заходит слишком далеко, когда он выводит из этого заключение: «combien le fanatisme shiite est de fraîche date». Нам придется ниже отметить, что в середине IV (X) столетия торжественные проклятия Абу Бекра, Омара и Османа входили в официальное вероисповедание шиитов. Хамдулла изображает собой, таким образом, исключение, становящееся с течением времени все более и более редким.

См.: Шак . «Геройские сказания» Фирдусия (Берлин, 1865 г., с. 68). Оригинал этого стихотворения не был у меня в руках. В введении к «Шахнамэ» тот же поэт тоже превозносит Али перед всеми другими товарищами пророка, но уделяет несколько похвальных слов и Абу Бекру, Омару и Осману, вероятно, из желания оказать внимание суннитскому султану, которому он посвятил свое стихотворение.

Ибн аль-Асир , изд. Торнберга, VIII, с. 403.

Полак , Персия, Лейпциг, 1865, I.

Странствуя по Персии в 1867 г., Вамбери передает рассказ, подтверждающий ненависть эту к Омару и вместе с тем характеризующий непреодолимое влечение персов ко всякому остроумию — глупому или умному, как случится. Вамбери встретил жителя из Шираза, который написал себе на подошвах имя Омара, чтобы весь день хоть фигурально топтать ногами смертельного врага своей веры…

«Али вели алла». Собственно говоря, «вели» означает ближайшее лицо кого-либо — его друга или доверенного.

См. статью «Секта людей истины в Персии» В. Жуковского в Записк. Восточн. отд. императорского русск. археологии, общ., т. II.

Что в настоящее время в высших, образованных классах, включая сюда и духовенство, под маской вечной визготни: «Али и Хусейн» скрывается полнейшее неверие, не изменяет ничуть первоначального положения дела.

Из этого видно, что по отношению их к Сунне шииты довольно-таки неверно приравнивались к протестантам по отношению к католикам. Шииты отрицают суннитскую традицию только для того, чтобы заменить ее еще гораздо более дикой легендой, ничуть не думают настаивать на точном грамматически историческом объяснении Писания, а устраняют, в интересах аллегорического объяснения понятий и слов Корана, даже тот фактический материал, который, хотя и сильно помраченный, все же имеется налицо в ортодоксальной передаче. Однако, как все превратно понятые вещи, и это неподходящее сравнение до последнего времени упрямо повторяется известной партией и находит последователей среди мало сведущих людей. Если же вообще желали бы провести подобную параллель шиитизма с христианскими вероисповеданиями, то, как уже заметил старик Шарден, современник и жертва Нантского эдикта, следовало бы делать совершенно обратное сопоставление.

Происхождение этих прозвищ, по-видимому, нужно отнести к стремлению, чтобы Али и его потомки ни в чем не отставали в глазах публики от первых халифов, которые приняли почетные титулы, например Абу Бекр ас-Сиддик. Тут играли, быть может, роль и прозвания Аббасидов как аль-Мансур и т. д.

«Хамт» в Коране (34, 15) означает плод, имеющий горький вкус, который дают есть неверующим. Нужно предполагать, что в означенном случае прозвание Хасана II аль-Хамт должно означать, что он врагам своим должен показаться особенно неудобоваримым.

«Мешхед» означает буквально «место мученичества», отсюда и название Мешхед-Али, святыни в Неджефе (недалеко от старой Куфы), возведенной на предполагаемом месте, где находится могила Али, а также Мешхед — название всей окрестности. Шииты думают, что имам Рида был отравлен Мамуном.

Прозванная аль-Масума (охраняемая Богом от каждого нечистого прикосновения, то есть невинная, незапятнанная).