Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

В доказательство своего неизменного решения во что бы то ни стало погубить враждебную династию он в 583 (1187/88) г. приказал разрушить дворец, которым в Багдаде еще владели султаны, и вторгся со своим войском в Мидию. Хотя в 584 (1188) г. он и был разбит Тогрилем при Хамадане, но тут подоспели со свежими силами Кизиль Арслан и сын Пехлевана Котлуг Инанедж, и, пока последний занимал Исфахан, сам атабег взял в плен султана и приказал отвезти его в Азербайджанскую крепость. Теперь опять счастье улыбнулось атабегу; но честолюбие его уже не знало пределов.

Несколько лет спустя, в 587 (1191) г., согласившись с Насером, он сам принял титул султана и стал требовать, чтобы ему оказывали царские почести; но вскоре после того, как он совершил роковой шаг, он был найден однажды утром зарезанным на своей постели: может быть, вождь ассасинов счел нужным таким путем положить предел власти Пехлеванидов, а может быть, присвоение им султанского титула не понравилось эмирам. Вскоре после этого (588 = 1192 г.) освободился из заключения Тогриль, снова завладел Западною Мидией, победил Котлуга Инанеджа, выступившего против него, и поселился в Хамадане. После временного и, разумеется, неискреннего подчинения Пехлеванидов начались новые столкновения, и, наконец, Инанедж бежал к Такашу, могущественному султану расширившегося в последние десятилетия царства Хорезма, возникновением которого мы займемся впоследствии. Уже в 588 (1192) г. шах Хорезма воспользовался разложением Сельджукского государства для того, чтобы завладеть Реем; в начале 590 (1194) г. Тогриль попытался снова отвоевать его. Но вместе с изменником Инанеджем сюда подоспел Такаш, и, храбро сражаясь, погиб при Рее 24 раби [101]590 г. (19 марта 1194 г.) последний потомок Тогриль-бека, который не позорил имени своего могучего предка. Вместе с ним угасло и царство сельджуков в Ираке.

Пехлеваниды Узбег и Абу Бекр, братья Инанеджа, еще держались некоторое время в Азербайджане и Арране, и Узбег даже вторгался при случае в Мидию; но оба они были довольно ничтожны и были такими же игрушками в руках своих рабов, как Сельджуки в руках Ильдегиза. К тому же земли на границе Кавказа опустошались грузинами, и смута росла, пока в 622 (1225) г. не попытался прекратить ее знаменитый шах Хорезма, Джелаль ад-Дин.

Если человечество когда-либо необычайно опозорилось в борьбе за то, что принято считать его высочайшим и священнейшим достоянием, то, без сомнения, это было в Крестовых походах. Есть, правда, люди, придерживающиеся рационалистического взгляда и считающие, что эти походы были не чем иным, как выражением того факта, что именно в это время постепенно возвышающемуся Западу становилось у себя дома слишком тесно, что он, подобно необузданному юноше, в период просыпающегося стремления к деятельности должен был выйти из своих пределов, выбрал войну с неверными только потому, что в те времена всякое сколько-нибудь значительное движение само собой искало и обыкновенно находило религиозную окраску. Если же допустить, что средневековый христианский мир, предпринимая освобождение Святой земли из рук врагов Господних, действительно преследовал идеальную цель, то, к сожалению, должно сказать, что их усердие в деле Божием не помешало им подпадать под искушение каждый раз, когда дьявол приходил и говорил: «Все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне» [102]. В данном случае дело никоим образом не касалось всех стран и сокровищ мира, а лишь жалких участков земли, из любви к которым властительные князья Раймунд, Боэмунд, Танкред, Бодуэн и многие другие, не говоря уже об византийском императоре Алексее, считали позволительным не только воевать друг с другом, но при случае и на стороне неверных против своих единоверцев. Правда, как нам известно, магометане со своей стороны поступали не лучше, так что у обеих сторон если не искренность, то, по крайней мере, степень развития религиозного рвения подлежит сомнению.

Дело приняло действительно серьезный оборот как для крестоносцев, так и для мусульман только два раза: для крестоносцев в 492 (1099) г., для мусульман в 583 (1187) г., и оба раза исход был один и тот же. В первый раз Иерусалим был отнят франками у магометан, во второй — тот же город был взят магометанами у франков, и приблизительно этим окончилась история собственно религиозной войны.

Существует лишь весьма малое различие между этими двумя событиями и описанными раньше событиями в Персии и Ираке. Если смотреть с точки зрения магометан, что не особенно трудно, то христианские князья Антиохии, Эдессы и Триполи являют собой не более как себялюбивых и враждующих эмиров: постоянные столкновения их с настоящими, турецкими эмирами с попеременным счастьем очень напоминают распри атабегов по ту сторону Тигра. Крестоносцы также имеют своего халифа в лице иерусалимского короля и, вследствие достойной благодарности заботы Ридвана Халебского, терпели также мало недостаток в ассасинах, которые с полным беспристрастием оказывали свои любезные услуги как Конраду Монферратскому, так и эмиру Маудуду, хотя, впрочем, вначале более тяготели к исламским полководцам, казавшимся им, вероятно, более опасными. Желая быть беспристрастным, надо, однако, признать, что в первое время — позднее отношения стали обратными — мусульманские князья вели себя гораздо более самовольно и бессовестно, чем рыцари-крестоносцы. Когда люди, подобные Гумуштегину, сыну Данишменда, и Джавали, управителю города Мосула, добровольно раздавали имевшиеся у них в руках для исламских интересов козыри [103]в лице своих пленных Боэмунда, Бодуэна и Жосселена, только для того, чтобы рассердить своих противников, Килидж Арслана и Маудуда, то это объясняет тот безнадежный беспорядок, который господствовал в Сирии и Месопотамии при появлении крестоносцев. В 490 (1097) г., в тот момент, когда франки заняли Никею и готовились к походу в Малую Азию, общее положение дел было следующее.

Малая Азия, кроме прибрежной полосы, остававшейся еще за византийцами, была разделена между Гумуштегином ибн Данишмендом на востоке и сельджуком Килидж Арсланом на западе. Последний по смерти своего отца был послан победителем его, Тутушем, ко двору Мелик-шаха; когда тот умер в 485 (1092) г., он мог возвратиться в отеческое наследие и в конце концов был признан эмирами владетелем государства Иконии. В первое время своего правления, продолжавшегося до 500 (1107) г., он, кажется, сохранял к сыну Данишменда дружественные отношения, совсем иначе тогда дело обстояло в Сирии. С падением сильного, хотя и слишком самовольного и властолюбивого Тутуша там господствовала повсеместная неурядица. Из четырех оставшихся после него сыновей мы уже знаем одного — Ридвана, это был чрезвычайно злостный юноша, который немедленно удалил со своего пути двух своих братьев, а третьего, Докака, по всей вероятности, при случае подверг бы той же участи. Последнему, однако, удалось укрепиться в Дамаске вместе со своим атабегом Тогтегином как раз в то время, когда Ридван завладел Халебом; теперь между обоими началась ожесточенная борьба, причем остальные эмиры: Ягы Басан Антиохийский, Сукман Серуджский, один из сыновей Ортока, Дженах ад-Даула Химсский и другие держались то той, то другой стороны. Ильгази, другой сын Ортока, находился в стороне, в Иерусалиме, который был передан его роду еще Тутушем, но и на него готовилось нападение Меликом Афдалем Египетским [104], который не мог не радоваться раздорам турок.