Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Область джетов и остальные земли Кашгарского ханства между тибетской границей и Алтаем, Яксартом и Иртышом были совершенно опустошены войсками, разосланными лучеобразно по всем направлениям, все племена, встречавшиеся по дороге, были рассеяны и истреблены или загнаны в Монголию и Сибирь. Камар ад-Дину, правда, удалось теперь, как и в следующем году (792 = 1390 г.), когда полководцы Тимура должны были для большей прочности повторить предприятие, ускользнуть со своей ближайшей свитой через Иртыш; но вскоре после того он, по-видимому, погиб, и Хизр-ходжа, которого мы встречаем позже ханом Кашгара и принадлежащих сюда провинций, после сделанных опытов счел благоразумным наконец покориться победителю. Дело кончилось — мы не знаем когда — заключением мира, который обеспечил на долгое время после смерти Тимура сносные отношения между обоими племенами под фактической верховной властью самаркандского государя. Оставалось покончить с Тохтамышем. Слух о последних успехах Тимура и о немедленно предпринятых новых вооружениях скоро проник во внутренность обширного Кипчакского царства, и, когда в начале 793 (1391) г. трансокеанские войска выступили в поход, уже в Кара-Самане, еще по эту сторону границы — к северу от Ташкента, бывшего сборным пунктом армии, — прибыли послы от хана Золотой Орды, чтобы начать переговоры. Но время для этого уже прошло; бесчисленные конные полки Тимура неудержимо помчались в степь. Тохтамыш не остался на месте: он хотел по способу северных народов воспользоваться пространством как оружием. Беглецы и преследователи мчались друг за другом сначала к северо-востоку, далеко вглубь киргизской земли, потом снова на запад через Урал (Яик), через нынешнюю Оренбургскую губернию до самой Волги, в общем на протяжении около трехсот немецких миль пути; наконец у Кандурчи Тохтамыш остановился. Здесь он находился в центре своего царства, перейти Волгу он не мог, не оставив незащищенной свою столицу Сарай [267].

Длинный переезд через пустыни, скудные жизненные припасы которых были по большей части исчерпаны предшествующими кипчаками, не обошелся без чувствительных потерь для трансоксанцев, несмотря на взятый с собой в изобилии провиант; армия Тохтамыша далеко превосходила их численностью, так что решительное сражение началось для него при благоприятных предзнаменованиях. Оно произошло 15 раджаба 793 = 19 [268]июня 1391 г.; несмотря на всю храбрость, с которой сражались полки Тимура, Тохтамышу все-таки удалось сильным натиском пробить левый фланг противника, которым командовал Омар-шейх, и занять позицию в тылу у центра.

Но в привычки хитрого завоевателя совсем не входило иметь только одну тетиву у своего лука. У монголов и союзных с ними народов еще больше, чем в других армиях, имело значение высоко развевавшееся знамя предводителя, как знак, которым руководились все движения остальных полков; его падение обозначало обыкновенно смерть вождя. Тимуру же, в лагере которого не было недостатка в недовольных кипчаках, удалось подкупить знаменоносца своего врага; этот последний в решительную минуту опустил знамя, и Тохтамыш, отрезанный в тылу у врага от своих главных сил, на твердость которых он теперь не мог уже рассчитывать, сам лично подал немедленно пример к бегству. Орды его рассыпались, сам он спасся через Волгу, но весь его лагерь, его сокровища, его гарем, жены и дети его солдат попали в руки победителей, которые, преследуя беглецов, опрокинули крупные отряды в реку. Вслед за тем они рассеялись по восточному и среднему Кипчаку, всюду убивая и грабя, также опустошая и разоряя Сарай и все остальные города юга вплоть до Азова. Число пленных было так велико, что для одного только властителя оказалось возможным отобрать 5000 молодых людей и красивых девушек, и, хотя офицеры и солдаты тоже получили сколько хотели, бесчисленное множество других пришлось отпустить, так как невозможно было тащить всех их с собой.

Через одиннадцать месяцев после того, как войско выступило из Ташкента около конца 793 (1391) г., победоносный владыка «возвратил радость и счастье своей столице Самарканду, удостоив его снова своим присутствием».

В общем, поход против Тохтамыша был едва ли не самым блестящим военным действием Тимура. Во всяком случае, продолжение похода в Переднюю Азию, так внезапно прерванное за четыре года до того, пошло далеко не так скоро, хотя войска мелких переднеазиатских князей не выдерживали никакого сравнения с войсками кипчаков, по крайней мере по числу. Но им во многих областях приходила на помощь природа горной местности, по которой татарские наездники плохо могли двигаться, а по мужеству и упорству ни туркмены, ни Музаффарид Мансур не уступали своему страшному противнику. Мансур с пользою употребил отсрочку, поневоле данную ему Тимуром, чтобы быстрыми походами отнять у большинства своих родственников их владения, и теперь он господствовал из Шираза над Хузистаном, Фарсом и Южной Мидией с Исфаханом, когда татары, которым в течение 794 (1392) г. пришлось еще усмирять восстания в Табаристане, приблизились к его государству в начале 795 (1392/93 г.). Для того чтобы шах Мансур не мог найти убежища в труднодоступных горах верхнего Хузистана, как при первой войне с Музаффаридом, сторона к Курдистану и Южному Ираку была заранее занята летучими отрядами, тогда как сам Тимур выступил из Султанин прямо через горы на Тустер, главный город Хузистана.

Далее войско шло сначала через удобную холмистую страну, которая отлого спускается к Персидскому заливу, до входа в поперечные долины, ведущие в горы, окружающие Шираз; после взятия штурмом одной горной крепости, считавшейся неприступной, дорога в столицу Мансура была свободна. Как говорят [269], Мансур с умыслом дал Тимуру зайти так далеко, чтобы между горами персидской горной страны вести с ним неутомимую партизанскую войну; наконец, осажденный просьбами жителей Шираза, он счел своим долгом сделать хотя бы попытку к прикрытию города. Так дело дошло однажды после полудня до битвы в долине перед Ширазом. Но Тимур снова послал подкуп впереди своих наездников: главный из эмиров Мансура покинул своего господина в средине битвы с большей частью войска, сражения нельзя было больше остановить, все казалось потерянным. Мансуру удалось все же продержаться до самой ночи, и, пока усталые от битвы татары плохо караулили, он с небольшим отрядом своих последних верных — их оставалось, говорят, всего только пятьсот — напал в утренних сумерках на неприятельский лагерь. В первой суматохе ему удалось, рубя направо и налево вокруг себя, произвести большое кровопролитие и пробраться до самого Тимура. Но крепкий шлем неуязвимого, на несчастье мира, татарина выдержал удар меча отважного Музаффарида; между тем примчались новые толпы врагов, и неустрашимый герой пал в рукопашной схватке, а с ним и последняя надежда династии [270]. Остальным ее членам нисколько не помогло, что они смиренно покорились завоевателю; чтобы никому из них опять не пришло в голову разыграть из себя Мансура, они были посажены в тюрьму и позже убиты.