Николай Горелов - Книга странствий

Надо отметить, что забота провожатых о безопасности и здоровье путешественников была нелишней, ибо посреди лета вдруг выпал глубокий снег, так что лошадь францисканца могла просто поскользнуться, шагая по обледенелым камням с немалой ношей на спине. В целом погода на протяжении всего путешествия не баловала монахов. То из-за сильной стужи простудился на пути из Данилова в Киев брат Иоанн де Плано Карпини, то прямо в июне выпадал снег, а коронация Великого хана была перенесена из-за обильного града, уничтожившего целые стада скота и множество людей. Да и на обратном пути францисканцам поутру приходилось выкапывать самих себя из-под снежных сугробов, хорошо еще, что от холода спасали лисьи полушубки, подаренные матерью императора. Итак, недоумевая, откуда можно взяться снегу посреди лета, монахи еще в течение трех недель путешествовали по территории владений ^монголов, покуда не достигли орды хана Гуйюка. В Желтой Орде монахи довольно быстро приобрели новых знакомых. Во-первых, русского мастера ювелирных дел Косьму, спасшего миссионеров от голодной смерти. Этот ремесленник, изготовивший личную печать и трон только что избранного императора, многое мог поведать монахам, весьма интересовавшимся политической обстановкой в государстве монголов. Во-вторых, путешественники близко сошлись с самим князем Ярославом Суздальским и его спутниками — священником Дубославом и воином Темером, также прибывшим на коронацию Великого хана. Вернувшись в Лион и получив должность папского протонотария, брат Иоанн де Плано Карпини составит от имени Иннокентия IV послание князю Александру Невскому, где сообщит, что Ярослав Суздальский в последние часы своей жизни принял католичество. Правда, свидетелем этого был всего один человек — воин Темер. Не исключено, что трагическая и внезапная смерть Ярослава, который был, как сообщает брат Иоанн, отравлен матерью императора, заставила осиротелых слуг искать покровительства нунция Апостольского престола, а поэтому Темер и Дубослав сообщил и брату Иоанну о внезапном обращении суздальского князя. Было ли это на самом деле или нет, сказать сложно, но после смерти Ярослава воин Темер становится постоянным толмачом на переговорах миссионеров с императором. Помимо спутников русского князя путешественники познакомились в Орде еще со многими людьми. Так, кто-то подробно изложил брату Иоанну, по какому поводу прибыли на коронацию два грузинских князя, так что путешественник смог вникнуть в суть происходившей тяжбы и, более того, оказался осведомлен о размере дани, которую монголы взимают с Грузинского царства. Судя по тому, что монах называет грузинский народ «обезами», а именно это слово обозначало на Руси жителей грузинской державы, источник информации у него был русский. Однако брат Бенедикт, пользовавшийся исключительно термином «георгиане», мог и на этот раз обойтись без переводчика. Интересно, на каком языке общался польский монах с, грузинскими воинами, обитавшими в орде хана Гуйюка и продолжавшими сохранять верность христианской вере? Неужели на татарском? Впрочем, от этого незадачливого путешественника можно ожидать чего угодно. За четыре месяца проживания в императорских ставках братья-минориты оказывались в самых разных ситуациях. Так, однажды они по незнанию решили посетить кладбище, где были похоронены монгольские военачальники. Естественно, сторожа, приставленные охранять покой умерших, вытащили стрелы и пошли прямо на путешественников, проявивших подобную непочтительность. Хорошо еще, что поблизости оказался кто-то из осведомленных людей, возможно сам «человек Батыя», который остановил сторожей, объяснив, что нарушители являются посланцами «Йюл Бобы», чего еще от них требовать. С тех пор брат Бенедикт узнал, что «Йюл Боба» — это «Великий Папа», а брат Иоанн так и не понял, кто же был похоронен на том самом кладбище, куда их не пустили. В результате в его книге сохранилась запись о том, что у монголов существует два кладбища: одно для людей знатных, а другое для тех, кто погиб в Венгрии. На самом деле одно кладбище, столь неудачно посещенное монахами, было предназначено действительно для знати, и там хоронили даже тех полководцев, которые погибли (!) в Венгрии, в то время как второе предназначалось для людей простых. Опираясь на содержание книги брата Иоанна, можно предположить, что «человек Батыя» подробно поведал путешественникам о татарских похоронных обрядах. Он объяснил, как хоронят лиц знатных и как незнатных. При этом брат Бенедикт, изъяснявшийся на латыни, несколько вольно употребил одно слово, так что получилось, что погребальную камеру монголы устраивают не с боку от комнаты с дарами, а совсем где-нибудь в другом месте, и причем тайно. Апостольский нунций не только хорошо запомнил сказанное своим переводчиком, но и записал это почти дословно. Если бы не сохранилось рассказа самого брата Бенедикта, ученым пришлось бы еще долгое время гадать, что же имел в виду брат Иоанн.

Однако путешественники проявляли большой интерес не только к погребальным обрядам. Подробнейшим образом апостольский нунций ознакомился и с монгольскими верованиями, одеждой, вооружением. Если по части изготовления идолов или лат незаменимым советчиком мог стать мастер Косьма, проживший среди местного населения весьма долгое время, то военную тактику могли описать грузинские воины, венгерские пленники и русские люди. Но существуют сведения, добытые монахами с помощью личного опыта. Так, облик монголов брат Иоанн описывал, опираясь на собственные впечатления. Про климат и говорить не приходится, монах кожей ощущал его неблагоприятность.

Но главное испытание выпало на долю желудков миссионеров. Если, путешествуя по команским степям, миноритам приходилось довольствоваться «жидчайшим супом из вареного пшена», что, впрочем, было уместно, ибо наступило время Великого поста, то в Монголии рацион поданных кушаний был намного более разнообразен. И хотя выдаваемого пятерым пропитания, как сообщает брат Иоанн, с трудом хватало на двоих, но во время пиров, состоявшихся после избрания и коронации императора, монахи вкусили самых изысканных, по мнению татар, блюд. Рассказы обоих путешественников о монгольской пище и застольях были, несомненно, адресованы просвещенным читателям Европы. Удивление миноритов вызывало в первую очередь отсутствие у татар скатертей и салфеток, а также хлеба и овощей. И хотя это не означает, что в западных странах все от нищих до богачей в обязательном порядке столовались со скатертью, но для путешествующих монахов было само собою разумеющимся расстилать на земле какую-нибудь белую тряпицу перед тем, как начать есть. Сам процесс насыщения утробы — относились ли к нему со смирением или истинной страстью — оставался священнодействием особого рода. Прошло всего две сотни лет с тех пор, как Европа оправилась от постоянного голода, кардинально изменив свой рацион питания. На место мяса, которого всегда не хватало, пришли питательные овощи, и в первую очередь бобовые. Таким образом, рацион европейца определялся несколькими составляющими: вином, предохранявшим от кишечных заболеваний, хлебом, стоявшим во главе стола, и овощной пищей, подкреплявшей жизненные силы человека любого сословия. Удивительным, хоть и просто объяснимым для путешественников оказалось отсутствие в рационе монголов постного — рыбы, не говоря уже о варении. Правда, татарские провожатые выручили миноритов в сложнейшей ситуации. Естественно, в постные дни возбранялось есть мясо, но, поскольку похлебку подавали уже после заката солнца, монахам, и без того страдавшим от недоедания, не приходилось укрощать собственную плоть, отказываясь от необходимой пищи, ведь поститься предписывалось днем, а не ночью. Сложнее дело обстояло с питьем. Как сообщает сам брат Иоанн, в дороге единственный способ утолить жажду — это пить воду, получившуюся из растопленного снега. Не следует забывать, что по большим религиозным праздникам монахам требовалось вино и для совершения службы. А взять его, если верить словам брата Иоанна, было абсолютно неоткуда. Что же касается традиционного монгольского напитка — кумыса, то он пришелся путешественникам совсем не по вкусу. После избрания императора они хоть и попытались пригубить немножко из чашек, однако не смогли выпить больше. Гостеприимные хозяева своевременно позаботились о монахах, предложив им пива. Кобылье молоко воспринималось миссионерами с некоторым предубеждением, поскольку брат Бенедикт именно в нем видел причину сухощавости татар. Сами европейцы хоть и были привычны к молочному, занимавшему почетное место на монастырских столах среди скоромных блюд, но к кислым продуктам относились с некоторой опаской.