Борис Рамм - Папство и Русь в X–XV веках

Одновременно с отправкой Вильгельма Моденского в качестве «апостолического легата» в Прибалтику и в прямой связи с его миссией 3 января 1223 г. Гонорий III опубликовал буллу, в которой объявил всех новообращенных в Пруссии и Ливонии подчиненными римско-католической церкви и притом «совершенно свободными», в том смысле, что «они не могут и не должны подчиняться никакой другой власти, кроме власти папы римского». [277]

Аналогичный акт был издан папским легатом по прибытии в Ригу. В декабре 1225 г. он выдал «Привилегию» городу Риге, распространявшуюся не только на ее коренных жителей, но и на «всех тех, кто пожелает вступить в число горожан», и гарантировавшую также «личную свободу». Эти распоряжения папской власти имели двойной смысл. С одной стороны, с помощью такой приманки рассчитывали привлечь новых участников разбойничьих «крестоносных» походов; с другой же стороны, этими актами папство предостерегало охотников до легкой наживы, вроде короля датского, императора Фридриха II и т. п., недвусмысленно заявляя о своих «правах» на эти земли и население. Вильгельм Моденский пытался превратить захваченную Ливонию в своеобразное церковное государство, управляемое папской курией. Подобное же княжество он пытался создать и на территории Эстонии, захваченной в 1219 г. датчанами. Пользуясь тем, что датский король Вальдемар II, ведя неудачную войну за северную Германию, находился с 1223 г. в плену, Вильгельм Моденский решил включить и эту часть Прибалтики в состав папских владений. Наконец, более чем вероятно, что легат стремился предпринять и некоторые меры относительно Руси. Раздраженные постоянным вероломством немецко-католических захватчиков, то и дело заключавших мир, который они тут же новыми нападениями и нарушали, русские сделали попытку воздействовать на них через легата. Генрих Латвийский сообщает: «Когда русские в Новгороде и других городах также услышали, что в Риге находится легат апостольского престола, они отправили к нему своих послов, прося утвердить, мир, давно уже заключенный с тевтонами». [278]

В 1226 г. папский легат, считая, что ему в достаточной мере удалось укрепить позиции Рима в Прибалтике, подытожил результаты своей двухлетней деятельности, добившись трехстороннего соглашения между епископом рижским, орденом и городом Ригой о дальнейших мерах по «обращению» и завоеванию Прибалтики. В марте — апреле 1226 г. он в пяти посланиях сформулировал основные положения этого соглашения. Оно установило границы земель, отдаваемых в управление каждой из этих сторон, но было построено на принципе неоспоримого приоритета и прямой заинтересованности папской власти в прибалтийских делах и имело в виду обеспечить подчинение всей Прибалтики папскому престолу. [279]

Последующие события показали, однако, что планы римской курии шли много дальше. Они намечали широкую экспансию, направленную непосредственно против Руси и русского народа. Но, как было ясно папскому легату, для осуществления этих планов необходимо было прежде всего организовать самый лагерь католической экспансии. С этим он и отбыл из Прибалтики, очевидно, полагая, что заложил основы мира и порядка в католическом лагере. Перед отъездом он издал ряд распоряжений о мерах устранения конфликтов, которые могли бы вспыхнуть между захватчиками. Легатом были назначены и арбитры, которым поручалось разрешать споры. [280]

После отъезда Вильгельма Моденского внимание курии к Прибалтике не ослабевает. Папа стремится направить в Прибалтику новые отряды крестоносцев (послания от 27 и 28 ноября 1226 г.), [281]утверждает распоряжения своего легата о дележе захваченных земель (послание от 11 декабря 1226 г.). [282]Он обязывает «новообращенных» противостоять, «как язычникам, так и русским» (послание от 17 января 1227 г.). [283]

Лицемерие папской политики в отношении Руси и русского народа ярко иллюстрируется другим посланием папы, датированным тем же числом. Это послание непосредственно связано со встречей Вильгельма Моденского в августе 1225 г. с представителями от русских городов, о чем легат не преминул уведомить курию, а может быть, доложил об этом лично по возвращении туда в конце 1226 или начале 1227 г. На основании этого сообщения папа Гонорий III и обратился со специальной буллой « Gaudemus in Domino » «ко всем королям Русии», в которой, посылая им «привет и добрые пожелания», писал: «Радуемся в господе, услышав, что послы ваши, приходившие к достопочтенному брату нашему, моденскому епископу, легату апостольского престола, смиренно просили его посетить лично ваши страны: потому что вы готовы принять здравое учение и совершенно отречься от всех заблуждений, которым, как говорят, подвергались по недостатку проповедников и за которые господь, в гневе своем против вас, часто поражал вас различными бедствиями и поразит еще более, если вы не возвратитесь с пути заблуждений на путь истинный… Посему, желая узнать от вас самих, точно ли вы хотите иметь легата римской церкви, чтобы принять от него наставление в католической вере, без которой никто не может спастись…, мы просим, молим и убеждаем всех вас сообщить нам письмами и через верных послов вашу искреннюю волю. А пока поддерживайте прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии и не препятствуйте им распространять веру христианскую, дабы вы не подпали под немилость божию и апостолического престола, который легко может, когда пожелает, обречь вас мщению, но лучше заслужить вам, в щедрости божией, истинным послушанием и добровольным подчинением — милость и любовь обоих». [284]

Эту буллу от 17 января 1227 г. можно поставить в один ряд с буллой Григория VII. И та и другая составлены по принципу: выдавать желаемое за действительное. В 1075 г. Григорий VII утверждал, что княжич Ярополк преподнес ему в дар Русь (которая Ярополку никак не принадлежала), в 1227 г. Гонорий III утверждает, будто русские князья (названные «королями») изъявили готовность «совершенно отречься от всех заблуждений», что на языке папской курии означало — «готовы принять католическую веру». Это папское утверждение было вымышленным. В этом не оставляет сомнения сама булла Гонория III. Ведь если бы папа верил в свое утверждение, для чего было бы ему заполнять свое послание множеством угроз, вплоть до «кары божией» в случае неповиновения. За исключением первых нескольких строк, в которых автор неуклюже и неубедительно делает попытку представить себя «добрым пастырем заблудших овец», все послание написано в резком тоне, характерном для папских требований в отношении «неверных», «еретиков» и т. п. Никакого успеха эта булла на Руси не имела. Она была пустой декларацией, и, по-видимому, так ее и расценили на Руси. Ни в каких русских источниках это папское обращение отражения не нашло. [285]