Тэймур Галимов - Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.)

Особый историографический пласт — исследования, создававшиеся в национальных научных центрах. Однако основное внимание данной группы ученых было обращено к вопросам формирования культуры и государств народов, входивших в состав монгольской империи, а также военно-политической системы Золотой Орды [53]. Правда, к сожалению, тема религиозной политики правителей Улуса Джучи по отношению к русской церкви почти не затрагивалась, либо сводилась к самым общим формулировкам. При том, что в современной общероссийской историографии многие исследования из данной группы не замечаются. Между тем, их появление стало важной вехой в процессе изучения Золотой Орды и связей с ее соседями, в том числе Русью.

Отличная от всех точка зрения обнаруживается в исследованиях Л.Н. Гумилева [54]. Его труды по проблемам отношения Руси и Орды представляют собой особый сплав философских, этнографических, филологических и источниковедческих концепций. Называя себя «последним евразийцем» [55], он стал первым, кто поставил под сомнение существование «монголо-татарского гнета». Ему принадлежит смелая идея, описывающая русско-татарские отношения в качестве взаимовыгодного союза политических и культурных элит Руси и Сарая. В контексте концепции пассионарности такая форма взаимосвязей позволила увидеть в русско-ордынских отношениях сложную, закономерную и исторически оправданную данность. Правда, в среде профессиональных историков идеи Л.Н. Гумилева чаще всего встречают критику.

Как уже отмечалось, третью группу работ составляют исследования источниковедческого характера. Развитие советской исторической науки в области изучения истории древнерусской церковной организации и монгольского господства над Русью поставило ученых перед необходимостью более внимательного изучения источников. Активизация этих работ во многом связана с возникновением Отдела древнерусской литературы института русской литературы АН СССР и деятельностью Д.С. Лихачева [56]. Примером этого может служить историография работ, посвященных «Слову о погибели земли русской» [57]. Что касается Д.С. Лихачева, то при всей спорности некоторых его суждений, он сумел предложить вполне понятные и для его времени успешные методы исследования древнерусских текстов и вложенных в них смыслов [58].

В эти же годы публикуются первые исследования И.Н. Данилевского [59], сумевшего пойти значительно далее, чем это мог предложить Д.С. Лихачев. Правда, основные и наиболее известные работы И.Н. Данилевского вышли в более поздний период.

Не менее знаковыми стали исследования Я.Н. Щапова. Основное его внимание было сосредоточено на детальном изучении древнерусских княжеских уставов и социально-политического положения церкви в древнерусском государстве XI–XV вв. Ему удалось проследить не только формальные, количественные, но и структурные трансформации, происходившие в церкви и приводившие к изменению ее положения в жизни древнерусского общества и государства [60].

Особую группу составляют работы В.Л. Янина [61], А.А. Зализняк [62]и их коллег по истории Новгорода и новгородских берестяных грамот. При том, что само исследование берестяных грамот, несомненно, должно быть отнесено к источниковедению, предложенные учеными реконструкции нравов новгородцев и их жизни могут и даже должны быть отнесены к историографии.

Таким образом, в годы развития советской науки были заложены основы для дальнейшего изучения в области истории церковно-политических связей и русско-ордынских отношений. Тем не менее, определить верхнюю границу «советской историографии» крайне сложно. Это объясняется тем, что влияние «классового» и «марксистского» взглядов «советских» историков, обнаруживавших на Руси XIII–XIV вв. признаки классовой борьбы, монгольского «угнетения» и «ига», продолжают присутствовать и в современных исследованиях, в том числе учебной литературе для вузов [63]. С известной долей условности, можно считать рубежными работы, написанные во время перестройки и общей либерализации 1985–1990-х. Только в эти годы ученые впервые получили возможность отойти от идеологических требований, хотя не редко и пренебрегали этим [64].

Постсоветский период изучения история Золотой Орды во многом обусловлен изменениями в политической сфере, способствовавшими возникновению целого ряда независимых друг от друга и вместе с тем взаимосвязанных центров по изучению Золотой Орды [65]. Рассматриваемый этап отличается плюрализмом мнений, расширением проблематики и возникновением открытых дискуссий по темам, которые ранее были «закрыты» и не предполагали обсуждения даже в научной среде. Результатом этого стало значительное увеличение объема исследований, посвященных изучению истории Золотой Орды, ее внутреннего устройства, внешнеполитических связей, историко-культурного и политического наследия [66].

Как указывалось выше, причины повышенного внимания к золотоордынской тематике на постсоветском пространстве, как и в национальных республиках Российской Федерации, во многом объяснялись процессами суверенизации регионов. Рост национального самосознания рождал потребность в установлении своих культурных корней, в переосмыслении и воссоздании собственной истории, призванной вписать прошлое тех или иных народов и территорий в общемировые процессы. Прежний, советский подход, отводил регионам и их научно-преподавательским корпорациям лишь краеведческие задачи. Написание работ по темам общесоюзного или общероссийского звучания, напротив, рассматривалось в качестве исключительного, хотя и неформального, права московских и ленинградских исследователей. Сегодня ситуация изменилась. В связи с общей либерализацией науки у ученых появилась возможность свободного обращения к вопросам и проблемам безотносительно их места основной службы.

Как уже отмечалось, количество работ современных авторов по истории Золотой Орды настолько велико, что отследить литературу становится крайне сложно. В связи с этим, целесообразно выделить три основные группы историографических источников: диссертационные исследования, монографии и широкий пласт разнообразных статей, представленных в тематических сборниках, в материалах многочисленных конференций и в специализированных журналах.

Диссертационные исследования представляют существенный объем научных текстов. Значительная часть их посвящена военно-политической деятельности Золотой Орды [67], в том числе устройству системы государственного управления, включая институты власти, действовавшие на Руси [68]. Не менее успешно разрешены вопросы исследования в области археологии [69]. Правда, при этом исследования по археологии городов Улуса Джучи, почти не обращают внимание на поиск следов организованной религиозной жизни христиан на территории золотоордынских поселений [70]. Что касается работ, посвященных изучению церковных институтов этого времени, то их количество невелико [71]. При этом затрагиваемые в них вопросы и темы во многом пересекаются и охватывают лишь комплекс общих проблем высшего церковного управления. Это позволяет выстроить общую перспективу развития митрополичьей власти на Руси XIII–XIV вв., но не разрешает затруднения по частным вопросам властных полномочий митрополитов, принципов управления русской церковью, церковной экономики, организации монашества и мирского духовенства, епархиального управления.