Юрий Алексеев - Походы русских войск при Иване III

По мнению летописеведов, дальнейшим развитием рассказов о нашествии Тохтамыша были известия Новг. IV и Соф. I.

Рассказ Новг. IV носит название «О пленении и прохождении Тохтамыша царя и о Московском взятии». [370] ПСРЛ. Т. 4/1. С. 326–339. Он восходит к той же фактической основе, но содержит ряд подробностей и комментариев. Отказ великого князя Дмитрия «стати в лице самого царя» предваряется известием, что «слышав… како на него идет сам царь», Дмитрий «нача сбирати воя и совокупляти полки своя, и выеха из града Москвы, хотя ити противу Татар».

«И ту начата думу думати князь Дмитрии и с прочими князи Русскими, и с воеводами, и з думцами, и с вельможами, и з боярами старейшими». Тут-то и «обретеся раздно в князех и не хотяху пособляти друг другу». Именно после этого «познав и разумев и рассмотрев» это «неединачество по неимоверьству» (т. е. по отсутствии веры друг другу) великий князь и принял роковое решение об отказе «стати противу царя» и, оставив столицу, удалился в Кострому. Таким образок, по этой версии, отказ «стати противу царя» был вызван не благоговением перед ним, а реальными обстоятельствами — распадом союза князей.

Далее подробно и красочно рассказывается об осаде и взятии Москвы, как и в Рог. летописи, но с большей экспрессией и без каких-либо новых реалий. Допущена только путаница в датах. Татары подошла к Москве 22 августа, в понедельник, а взяли ее 26 августа, в четверг (на самом деле, 22 августа приходилось на пятницу, а 26 августа — на вторник). Рассказ о нападении на другие города дан как в Рог., во опять же с гораздо большей экспрессией и подробностями, а к числу городов, подвергшихся нападению, добавляются Владимир и Юрьев.

Моск. летопись содержит рассказ, близкий в Новг. IV, но в сокращенном виде. Как и в Новг., решение великого князя отказаться от битвы и уйти в Кострому объясняется «неодиначеством» князей.

Итак, в нашем распоряжении источники, дающие возможность в общих чертах реконструировать реальный ход событий.

Нападение Тохтамыша не было в полном смысле неожиданным — о нем были получены известия за некоторое время до его начала. Из двух версий, объясняющих причину отказа великого князя Дмитрия от борьбы с «царем», на мой взгляд, следует предпочесть ту, которая содержится в Новг. (а затем и в других летописях). Не благоговение перед «царем», а реально сложившаяся обстановка продиктовала поведение великого князя, коренным образом расходившееся с его же поведением за два года до этого. Великий князь, видимо, первоначально хотел повторить опыт кампании 1380 г. — собрав силы, ударить по противнику, не допуская его до русских пределов. Однако в князьях «обретеся разность… не хотяху помогати… бывшу же промеж ими неодиначьству и неимоверьству».

Как и в 1380 г, великий князь Дмитрий стремился, по-видимому, к активным действиям. Такой образ действий подсказывался объективными условиями. Достаточно прочную оборону на линии Оки можно было создать только при условии надежного обеспечения ее флангов, в частности левого (восточного). Но суздальско-нижегородские князья изменили, а Олег Рязанский, перейдя на сторону хана, «указа ему [хану] вся броды на реке Оце».

Отсутствие «одиначества» между князьями и невозможность создать прочную оборону на Оке делали неизбежным отход в глубь страны.

В этих условиях единственной возможностью было, как и в 1370 г., во время войны с Ольгердом, организовать стойкую оборону Москвы, опираясь на ее мощные укрепления, и тем самым сковать главные силы противника, а войска князя Владимира использовать для действий по флангам и тылам. [371] ПСРЛ. Т. 25. С. 186; Т. 11. С. 14. Если так и было задумано, то, во всяком случае, реализовать этот замысел не удалось: было потеряно управление войсками со стороны главного командования, т. е. отсутствовала какая-либо связь между отдельными силами, а главное звено этого возможного плана — оборона Москвы — оказалось непрочным. Нет никаких данных о воеводах, которым была поручена оборона столицы. В городе были «людие смущены, яко овца, не имуща пастыря».

Перед нами — факт крупного стратегического поражения великого князя Дмитрия. Его главной ошибкой было оставление Москвы без твердой организации ее обороны. Но глубинная причина катастрофы в кампании 1382 г. — не на стратегическом, а на политическом уровне. Союз князей, главная опора внешней политики великого князя Дмитрия, показал свою несостоятельность как форма политической организации Русской земли. Объективных условий для эффективного противодействия ордынским нашествиям еще не существовало — не было механизма для организации такого противодействия.

Под 6906 (1397/98) г. Рог. летописец помещает известие: «приходил Темир-Аксак Шарахманьский на Русскую землю, и князь великий Василей Дмитриевич ходил противу ратию и стоял на Оце. А князь Владимер Андреевич седел во граде Москве в осаде. Темирь Аксак, дошед Елча, возвратися всвояси, и бысть во граде Москве радость велика». [372] ПСРЛ. Т. 15. Стб. 165.

В московских летописях известие о нашествии Тимура отнесено к 6903 (1395) г. и изложено совсем по-другому. В центре внимания — не само нашествие, а перенесение чудотворной иконы Божьей Матери из Владимира в Москву. О военных действиях сказано только, что, узнав о приближении Тимура, великий князь Василий «поиде с Москвы на Коломну и ста на брезе у реки Оки». Сам же Темир, разорив Елец, стоял две недели на одном и том же месте, но (в день прибытия в Москву иконы Божьей Матери) быстро ушел в степи. [373] ПСРЛ. Т. 25. С. 222.

Моск. летопись не противоречит Рог., но и не совпадает с ней. Видны два расхождения: Моск. летопись ничего не говорит о князе Владимире Андреевиче, сидящем в Москве в осаде, но уточняет место расположения великокняжеских войск на Оке — это район Коломны, кратчайший путь от Оки к Москве. Ввиду отсутствия противоречий возможна компиляция обоих рассказов: князь Владимир мог сидеть в Москве в осаде, а великий князь с войсками — стоять на Оке у Коломны. Если принять эту компиляцию (конечно, достаточно гипотетическую), то в общих чертах вырисовывается схема обороны от нашествия. Она включает два основных элемента — защиту переправы через Оку и организацию обороны столицы, опираясь на ее укрепления. Это могло быть результатом осмысления неудачного опыта 1382 г.

В первом договоре великого князя Василия Дмитриевича с князем Владимиром Андреевичем (1390 г.) впервые устанавливается: «Оже ми, брате, самому сести в городе, а тобе ми послати из города, и тобе оставити свои княгини и свои дет, и свои бояре. А будет ми тобе оставит в городе, а самому exam из города, и мне, брате, оставите свою мати, и свою братью молодшюю, и свои бояре». [374] ДДГ. № 13. С. 38. Это именно та схема, которая вырисовывается из известий Рог.-Сим.