Алексей Бокщанин - Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.

Предпринять указанные шаги властителей Бони заставили, очевидно, вымогательства яванцев, на чрезмерное сребролюбие посланцев которых ван Бони жаловался еще Шэнь Чжи в 1371 г. Бони предпочитало иметь в качестве сюзерена далекий Китай как гарантию от сюзеренитета близлежащей Явы, требования которой не ограничивались лишь номинальным вассалитетом. Отношения с Китаем сулили властителям Бони повышение их авторитета, формальное уравнение в правах с яванскими властителями, а также получение богатых даров и возможность вести торговлю с Китаем. Что же касается Китая, то просьбы вана Бони (не говоря уже о поставках камфары), так же как и сам его визит, всецело отвечали внешнеполитическому курсу, избранному китайской правящей верхушкой в отношении стран Южных морей в начале XV в. Поэтому минское правительство охотно пошло навстречу просьбам правителя Бони.

Каи отмечено в «Мин ши», император «одобрил» все пожелания вана Бони [346]. На Яву был послан приказ прекратить взимание камфары с Бони. «Дань» из Бони предписывалось присылать в Китай раз в три года без ограничения количества сопровождающих ее послов [347]. Китайский двор о радостью «даровал» одной из гор в далекой стране Бони титул «Гора вечного спокойствия, охраняющая государство». В честь титулования горы была выбита надпись на стеле. Этот документ весьма интересен. Он начинается с изложения кредо внешней политики минского правительства: «Небесный Владыка помог нам основать наше государство, вечное во времени и беспредельное в пространстве. Он приказал Тайцзу Гаохунади (Чжу Юань-чжану. — А. Б .) овладеть всей Поднебесной… Его гуманность и справедливость разлились повсюду, как солнечный свет. Бесчисленные государства во всех четырех странах света спешили стать вассалами и покориться, [посланцы их] скапливались при дворе… Я (Император Чэн-цзу. — А. Б .) наследовал великие замыслы [Тайцзу] и блюду их… Гармонически соединяю все подвластное мне, в равной мере рассматривая как единое целое, не отделяя Китай от зарубежных стран. Далекие и близкие края умиротворены и успокоены и смогли воспринять мои намерения» [348]. Далее следует изложение беседы императора с Манажэцзяной на аудиенции. Заканчивается стела восхвалениями вану Бони, провозглашением почетного наименования горы и стихами.

Кроме того, перед отъездом Сявану были вновь даны богатейшие подарки: 100 лян золота (3,73 кг), 3000 лян серебра (111,9 кг), ассигнации, дорогие ткани, посуда и т. д. [349]. Все остальные члены посольства также получили подарки.

Отвезти упомянутую стелу и водрузить ее на удостоенной чести горе поручалось дворцовому евнуху Чжан Цяню и посланцу Чжоу Кану, которые были направлены сопровождать властителя Бони на обратном пути. Есть основания предполагать, что по просьбе Сявана с ними были посланы китайские войска. Дело в том, что Чжан Цянь, выехав вместе с Сяваном из Китая в самом конце 1408 г., вернулся из Бони в 1410 г. Он пробыл там чуть больше года, т. е. в течение того времени, пока китайские войска должны были находиться в той стране. Если даже это не был специально направленный в Бони гарнизон, нет сомнения, что Чжан Цяня должен был сопровождать внушительный военный отряд. Это также является ярким свидетельством активизации политики Китая в странах Южных морей в начале XV в. и подтверждает стремление китайского правительства добиться действенности своих «сюзеренных» прав.

С Чжан Цянем прибыл в Китай посол от Сявана с данью. В ответ на это в 1411 г. Чжан Цянь был снова направлен в Бони с подарками вану — 120 отрезами тканей. А в конце 1412 г. Ся-ван вновь прибыл в Китай, на этот раз в сопровождении своей матери. Снова в его честь устраивались приемы и многочисленные банкеты, а при отъезде (1413 г.) ему было даровано много золота, серебра, медных денег, ассигнаций, одежд, тканей, посуды. Страна Бони поддерживала тесные связи с Китаем до 1425 г., после чего, как сказано в «Мин ши», посольства оттуда стали прибывать все реже [350].

Примерно аналогичную картину — завязывание посольских связей с Китаем и признание его сюзеренитета с целью добиться независимости от соседней страны — мы наблюдаем и на примере отношений с Малаккой, правители которой в начале XV в. не раз бывали при императорском дворе. Основание султаната Малакка относится к 1400–1402 гг., когда сюда переселился из Тумасика (Сингапура) один из отпрысков царствующего дома ранее могущественной суматринской империи Шривиджайя Парамешвара. Поселение быстро росло благодаря своему выгодному положению на основном торговом пути из стран Южных морей в Индийский океан. Первоначально Малакка находилась в зависимости от Сиама и выплачивала ему ежегодную дань в 40 лян золота [351]. Как отмечают китайские источники, «в той земле не было вана и она не именовалась государством» [352]. Парамешвару китайцы называли «племенным вождем» или «хозяином той земли» [353]. Если Малакка не присылала в Сиам положенную дань, оттуда являлись за ней войска [354].

В конце 1403 г. в Малакку прибыло китайское посольство во главе с дворцовым евнухом Инь Цином. Он довел до сведения Парамешвары, сколь «велик и могуч» китайский император, и потребовал присылки малаккской посольской миссии и «дани» в Китай, наградив при этом Парамешвару подарками. Последний, как отмечено в «Мин ши», был очень обрадован и направил послов и дары из местных товаров вместе с Инь Цином. Послы прибыли в столицу Китая осенью 1405 г. Они передали императору, что властитель Малакки желает ежегодно выплачивать Китаю дань и просит считать его земли частью территории Китайской империи [355]. Они просили также титуловать одну из гор страны званием «Гора-охранительница государства».

«Радость» Парамешвары, с которой, как отмечено в источниках, он решил «подчиниться» Китаю, объясняется теми же причинами, что наблюдались и на примере отношений Бони с Минской империей. Парамешвара предпочел признать номинальный вассалитет по отношению к Китаю, чтобы, опираясь на китайскую поддержку, избавиться от вполне реальной зависимости от Сиама. Именно стремлением затруднить вторжение сиамцев, а в случае такового получить помощь из Китая, объясняется его предложение «приравнять» Малакку к статусу китайских областей. При этом «дань» императорскому двору, оплачиваемая щедрыми ответными подарками, никак не могла идти в сравнение с ежегодными выплатами дани Сиаму.

Парамешвара не ошибся в своих расчетах. Император одобрил через послов его действия. Послы повезли с собой в Малакку императорский указ о назначении Парамешвары ваном, государственную печать и подарки: шелк и другие ткани, одежды и регалии для торжественных случаев. На каменной стеле был высечен текст торжественной надписи, провозглашавший Западную гору страны Малакка «Горой-охранительницей государства». Водрузить эту стелу в Малакке было поручено Инь Цину [356].