Алексей Бокщанин - Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.

Оказав действенную помощь Тямпе и Малакке, минское правительство не решилось предпринять попыток к их реальному подчинению, несмотря на формальный предлог — просьбы властителей этих стран о «приравнении» их владений к областям китайской империи. Оно не воспользовалось и просьбой Бони о посылке туда китайских войск. Многократные экспедиции китайского флота также не оставляли в заморских странах ни кораблей, ни воинских отрядов, в полном составе уходя обратно к берегам Китая. Не было китайских гарнизонов даже на базах-стоянках, которые пытались организовать китайцы в Малакке и Самудре.

Четче всего половинчатость политики минского правительства в этом районе в начале XV в. прослеживается на примере Палембанга. Объявление города и его округи «инородческим округом» Китайской империи по существу не изменило положения Палембанга и его взаимоотношений с Китаем. В «Мин ши» и «Гуандун тун чжи» отмечается, что он и после этого продолжал находиться в вассальной зависимости от Явы [389]. Более того, в бумаге, посланной императорским двором в Маджапахит в 1413 г. в связи с притязаниями Малакки на Палембанг, практически подтверждались права яванцев на этот район [390]. Китайские источники сообщают, что первому «начальнику инородческого округа Цзюцзян» Ши Цзинь-цину была дарована такая же государственная печать, как и всем прочим властителям стран Южных морей [391]. Ши Цзинь-цин, так же как и Лян Дао-мин, посылал своих послов в Китай. Они подносили императору «дань», получали ответные дары и вообще принимались как и все прочие иноземные послы.

В 1423 г. титул «сюань вэй сы ши» наследовал сын Ши Цзинь-цина; это было утверждено китайским двором. Вообще же упоминания о китайских правителях Палембанга встречаются до 1440 г. [392]. То, что власть в Палембанге в течение 60 лет находилась в руках выходцев из Китая, могло бы значительно облегчить минскому правительству задачу практического подчинения этого района. Однако, как мы видим, оно ставило этих «заморских китайцев» на одну доску с прочими иноземными властителями, ограничиваясь требованиями формального проявления их вассалитета. И это было характерно не только в отношении Палембанга.

Здесь мы сталкиваемся с большой и интересной проблемой: отношением китайского правительства к так называемым китайским эмигрантам в странах Южных морей. Эти «эмигранты» были выходцами из Китая, которые переселялись с семьями или без них на временное или постоянное жительство в различные страны Южных морей. Они отправлялись туда в поисках лучших условий труда, прибыли, больших удобств ведения морской торговли, а также скрываясь от притеснений и преследований китайских властей.

Процесс переселения китайцев в район Южных морей начался за несколько веков до рассматриваемого нами времени [393]. В конце XIV и самом начале XV в. существовали значительные переселенческие колонии китайцев в целом ряде пунктов в Южных морях. По данным «Мин ши», в Палембанге ко времени захвата в нем власти Лян Дао-мином считывалось несколько тысяч выходцев из Гуандуна и Фуцзяни, поселившихся там на жительство [394].

Ма Хуань, Фэй Синь и Гун Чжэнь указывают несколько поселений на о-ве Ява в начале XV в. Это — Тубан, Сурабая и Маджапахит, где китайцы жили совместно с местными жителями [395], а также г. Грисе, который был основан китайцами. Ма Хуань описывает его следующим образом: «Раньше здесь (в Грисе. — А. Б .) была песчаная отмель, но затем китайцы прибыли сюда и обосновались здесь. И поселение стало называться Синьцунь (Новое поселение. — А. Б .). В настоящее время главой в том поселении является выходец из Гуандуна. Живет там приблизительно тысяча с лишним семейств» [396].

Одна из ранних китайских переселенческих колоний была расположена на о-ве Биллитон. По данным Фей Синя, основание ей было положено во время попытки военной экспедиции монгольско-китайских войск завоевать Яву в конце XIII в., когда здесь осталось на постоянное жительство более ста китайских солдат [397]. Позднее, по данным «Мин ши», они обжились, и там было много китайцев [398].

Экспедиции китайского флота под руководством Чжэн Хэ и других его современников в большей степени способствовали усилению процесса переселения китайцев на жительство в страны Южных морей. Первые сведения о китайцах-переселенцах в Малакке приводит Фэй Синь [399]. Известно, что один из ранних правителей Малакки (первая половина XV в.) был женат на дочери главы местной китайской общины [400]. Еще одно упоминание об этой общине относится к 1459 г. При этом сообщается, что один из четырех сановников, составлявших высший совет при султанах Малакки, был китайцем [401].

Основание китайского поселения в Поло относится в «Мин ши» ко времени плаваний Чжэн Хэ, когда здесь остались выходцы из Фуцзяни [402]. Есть данные, что в XV в. на о-ве Калимантан существовали китайские поселения в Самбасе, Понтианаке, Сукадане и Брунее [403]. В «Мин ши» сообщается о китайском поселении на Молуккских островах [404]. Появление китайской колонии на о-ве Лусон, очевидно, относится к началу XV в., т. е. к моменту установления посольских связей с Китаем. Как отмечено в «Мин ши», еще задолго до захвата Лусона испанцами (1570–1577 гг.) «ввиду того, что земля та близка и обильна, набралось там несколько десятков тысяч человек богатых торговцев из Фуцзяни, которые зачастую подолгу жили там, не возвращаясь в Китай, и даже выращивали там сыновей и внуков» [405].

Таким образом, уже в конце XIV и в XV в. китайские поселения были разбросаны во многих странах Южных морей — от о-ва Суматры на западе до Филиппинских и Молуккских островов на востоке. Исчерпывающее решение вопроса о характере этой колонизации могло бы стать предметом специального исследования. К тому же данные в источниках на этот счет весьма ограниченны. Поэтому мы коснемся этой темы лишь в общих чертах, насколько того требует интересующая нас проблема отношения минского правительства к китайским «эмигрантам».

В большинстве случаев китайцы расселялись в городах и поселках стран Южных морей или же в непосредственной близости от населенных пунктов. Обычно они занимались морской торговлей, значительно реже и в меньшей степени — ремеслом, сельским хозяйством и добычей полезных ископаемых. Китайские переселенческие общины не были однородны по своей социальной структуре: в «Мин ши» отмечается, что китайская колония на Лусоне состоит из семей богатых купцов и жизнь китайцев на Яве весьма состоятельна [406], а донесения ранних европейских пришельцев на Дальний Восток свидетельствуют о наличии среди китайских переселенцев невольников. К середине XVII в. китайская община в Малакке состояла из 127 мужчин и 140 женщин, 159 детей и 93 невольников-мужчин, 137 невольниц и 60 невольничьих детей [407]. Однако все члены переселенческих общин продолжали считать себя китайцами, сохраняли свой язык, обычаи и культуру и почти не ассимилировались с местным населением.