Наум Застенкер - Баварская советская республика

Демонстрация красногвардейцев в Мюнхене. Конец апреля 1919 г.

На другой день после ухода коммунистов из правительства выяснилось с полной ясностью, что решение фабзавкомов не отражало настроения революционных рабочих Мюнхена. Вооруженный пролетариат сплотился вокруг коммунистической партии. Коммунистические митинги и собрания были переполнены рабочими, настаивавшими, несмотря ни на что, на защиту Мюнхена от белогвардейцев. “Пусть слабосильные утешаются мнимой правительственной властью, вооруженный пролетариат не уступит ни одной пяди фактической власти”, – заявляли представители революционных рабочих. Еще ярче это настроение проявилось в красной армии. Посланная с дахауского фронта делегация красноармейцев явилась к коммунистической партии за директивами и передала о своем намерении сражаться до конца. От имени красной армии главнокомандующий Эгльгофер заявил фабзавкомам и новому Исполкому, что “революционный пролетариат будет, чего бы это ни стоило, защищаться против белой гвардии и не позволит себя принудить к измене социальной революции”. Красногвардейцы, охранявшие Исполком, покинули дворец вместе с уходящими коммунистами. Комендатура же и полицей-президиум оставались в руках красной армии, и коммунисты сохраняли фактическую власть наряду с формальной властью нового Исполкома.

Наступающая и уверенная в своей близкой победе контрреволюция наотрез отказалась от переговоров и потребовала капитуляции, разоружения пролетариата и выдачи главарей советской республики. Рядовые рабочие, выдвинутые независимыми в Исполком, вопреки своим вождям, стали на тот путь, что не может быть другого выхода кроме самозащиты пролетариата и передали через делегатов красной армии приказ держаться на фронте и оборонять Мюнхен. В самом Мюнхене всеобщая забастовка мобилизовала пролетариат.

Окруженный со всех сторон врагами, расколотый изнутри изменой независимых и социал-демократии большинства, пролетариат Мюнхена стоял перед лицом приближающейся 100-тысячной армии контрреволюции. Он готовился к бою, организовал под руководством коммунистов свои силы для неравной борьбы. Новая гнусная измена независимых с головой выдала мюнхенских революционных пролетариев торжествующей белогвардейщине. {140}

В дни решающей последней борьбы с надвинувшейся контрреволюцией независимые все еще продолжали рисовать перед обманутыми ими рабочими розовые перспективы “мирной” советской республики, свободной от “правых и левых экстремистских элементов” и не похожей на русскую советскую республику.

“Известия Исполкома” писали 29 апреля, объясняя вотум недоверия коммунистам и смену Исполкома: “В основной идее пролетарской советской республики мы сходимся с русскими, но в проведении этой идеи, следовательно во всех отдельных практических мерах, мы должны вести баварскую, а не русскую политику” (“Mitteilungen” № 15 от 29 апреля 1919 г.). Удаление коммунистов рисовалось как прекращение братской войны, как возможность положительной работы, которая “примирит в конце концов с установлением советской республики не только крестьянство, но и значительную часть буржуазии” ( там же ).

Нащупывая возможность переговоров с наступающими белогвардейцами и правительством Гофмана, предатели баварского советского правительства стремились в то же время всячески усыпить бдительность и настороженность рабочих Мюнхена к происшедшей смене советского правительства. С этой целью в обращении по поводу отставки коммунистов “всякий приписывающий новому Исполкому намерение предать советскую республику Гофману, сдать завоевания пролетариата или отказаться от продолжения социалистической работы по полному уничтожению капитала” с негодованием клеймился как “сознательный лжец, не могущий представлять интересы пролетариата” ( там же ). “Коммунистические вожди, – успокаивало это воззвание мюнхенских рабочих, – заявили, что теперь после своей отставки они будут продолжать свое сотрудничество. Никакого изменения направления работы не может произойти…”

Независимые социал-демократы рисовали перед обманутыми ими рабочими радужные перспективы “южнонемецко-австрийской федеративной советской республики”, которая “поведет решительную борьбу с берлинско-веймарскими предателями {141} и одним ударом решит все трудности, опасность реакции, реставрации и т.д.” (“Mitteilungen” № 15 от 29 апреля 1919 г.).

Для всего этого требовалось “немногое” – отказаться от “русских методов”, вести “истинно баварскую политику”, без “крайностей” классовой борьбы. Сознательное развязывание мелкобуржуазно-черносотенной стихии, игра на антисемитизме и спекуляция на сепаратистских настроениях в отсталых слоях пролетариата и трудящихся было одним из наиболее ходких средств борьбы всего буржуазного лагеря с советской республикой. Вожди независимых социал-демократов, как и социал-демократов большинства, не только не отличались в этом от католических, реакционных и “прогрессивных” буржуазных партий, но были застрельщиками самой низкопробной демагогии, выступая в своей борьбе с советской республикой передовым отрядом буржуазной контрреволюции.

Прикрываясь этими фразами, независимые вместе с социал-демократами большинства старались вместе с тем убедить вооруженных рабочих в мирных намерениях “социалистического” правительства Гофмана и в необходимости отказаться от сопротивления белогвардейским войскам. Когда предатели убедились, что никакими уговорами им не удастся сломить волю рабочих к самозащите от надвигающегося белого террора, независимые совершили самую гнусную и предательскую из своих бесчисленных измен. 30 апреля Толлер и Клингельгофер отдали, обманно использовав имя главнокомандующего, приказ снять с дахауского фронта крупные воинские части и направить их в Мюнхен. В обстановке боя, засоренности командного состава и невозможности проверить правильность приказа распоряжение Толлера было выполнено, и важнейшие части северного фронта снялись. Прибывшие в Мюнхен красноармейцы были распущены, и противнику открылась свободная дорога к Мюнхену. Открытие важнейшего участка фронта без боя сломило мужественную волю пролетариата; начались разложение, массовое дезертирство и уничтожение оружия. Вооруженный и еще утром 30 апреля по-боевому настроенный пролетариат оказался к вечеру того же дня деморализованным, разоруженным, охваченным паникой перед стоящей у ворот города белогвардейщиной. {142}