Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

Например, индийский опыт, осмысленный арабскими математиками, дал миру арабскую цифровую систему, включающую доселе неведомый в Европе и на Ближнем Востоке ноль. Но арабы пошли дальше, создав алгебру и тригонометрию. Одним из отцов-основателей алгебры считается среднеазиатский математик аль-Хорезми, который, кстати, подарил миру и такое понятие, как алгоритм. Тригонометрией же мы обязаны прежде всего математику аль-Баттини.

Основателем минералогии по праву считается ученый Ибн-Хайтан, а «светилами» передовой медицины безоговорочно признаются такие исследователи, как Рази, аль-Хайсам, аль-Харави, аль-Маджусии, конечно же, «князь ученых» Ибн Сина, известный в Европе как Авиценна.

Это они подарили миру основы медицинской диагностики, фармакологии и офтальмологии, в том числе и очки.

Ибн Сина — автор 273 трактатов по всем возможным в то время отраслям знаний и философии, а его коллега и сподвижник аль-Бирунивошел в историю как автор гипотезы о вращении Земли вокруг Солнца и фундаментального труда по топографии Средней Азии.

А еще были знаменитые философы, такие как аль-Кинди, аль-Фараби, аль-Газали, Ибн-Рушд (Аверроэс)…

Сарацины впервые, пожалуй, в истории четко определили суть такого понятия как «элита общества». У них это были халифы, их приближенные, то есть те, кого эти халифы считали достойными своего общества, и люди, отмеченные Божьей печатью, обладатели незаурядных способностей и талантов — разумеется, в сугубо человеческом понимании этих свойств, то есть в интеллектуально-творческом.

И никаких «народных избранников», у которых столько же оснований называться элитой общества, сколько их имеет самый распоследний из тех, кто голосовал за них, клюнув на удочку популизма или соблазнившись дармовой бутылкой дешевой водки.

И никаких финансовых воротил, за быстрыми успехами которых неизменно стоит преступление, тяжесть которого находится в прямой пропорциональной зависимости от суммы состояния и скорости его обретения.

И, конечно же, никаких спортсменов, «защитивших честь державы» посредством быстрого бега, плавания, прыгания и тому подобных действий, в принципе доступных любому здоровому животному.

Ну и, разумеется, никаких чиновников, торговцев, военных или политиков.

Сарацины «денежную аристократию» не признавали, и вовсе не из презрения к материальной стороне бытия, а лишь вследствие уразумения ее природы и места в Природе как таковой.

КСТАТИ:

«Мир принадлежит герою, а не торговцу».

Артур Меллер ван ден Брук

Что же до взаимодействия материальной и духовной сторон бытия, то оно нашло отражение в такой сарацинской области знании как алхимия (по-арабски «аль-хешйа» ). В алхимии самым прихотливым образом соединялись гуманитарные приоритеты той эпохи и естественно-научные методы познания мира.

Между прочим, независимо от степени ироничности восприятия алхимии, от всех существующих стереотипов этого восприятия, нельзя не признать, что именно благодаря кропотливым изысканиям средневековых алхимиков родились многие из современных технологий.

И не случайно, наверное, категорически отвергая сарацинскую культуру и вообще все, что с нею связано, христианский мир очень охотно взял на вооружение арабскую алхимию.

Физико-химические процессы очистки, переплавки, обогащения, кристаллизации и т.д. были неразрывно связаны с процессами духовного совершенствования носителей тайных знаний.

КСТАТИ:

Ибн ар-Руми

Алхимии сопутствовали такие сферы тайного знания как кабалистика, магия и астрология — так называемые оккультные науки. Существовало восемь объектов их изучения: «философский камень», «эликсир долголетия», «размягчитель стекла», «вечный свет», «вечный двигатель», «градус долготы», «вогнутое гиперболическое зеркало» и «квадратура круга».

Оккультные науки считались прикладными. Например, Ибн Сина относил их к прикладной физике, куда входили медицина, астрология, физиогномика, учение о талисманах, магия, толкование сновидений и алхимия. Точные же науки относились к прикладной математике.

КСТАТИ:

Аль-Маарри

Эти «крылья знаний», столь высоко ценимые сарацинами, вознесли искателей истины на недоступную для широких масс высоту, которая получила название — «суфизм».

Суфизм ошибочно считают сугубо религиозным течением. Дело в том, что его адепты, называемые суфиями, уважают религиозные обряды лишь в той мере, в какой эти обряды способствуют социальной гармонии и вообще позитивному развитию человеческой личности, только в той мере и в никакой другой.

Суфии не принимают выражений типа: «так принято», «так нужно» или «я — как все» и т.п. Идеал суфия — быть в миру, но не от мира, быть свободным от честолюбия, алчности, спеси, слепого повиновения обычаю или благоговейного страха перед вышестоящими лицами.

Суфии не заботились, о том, чтобы сделать свои мысли достоянием толпы, напротив, они всячески старались (и стараются) эти мысли закодировать, выставить защиту в виде метафор и других иносказаний. Суфий Ибн-аль-Араби в ответ на обвинение исламской инквизиции в ереси заявил, что его произведения метафоричны, а их главная цель состоит в том, чтобы показать божественное совершенство человека, достигаемое религиозной любовью. При этом он сослался на бесспорно эротическую «Песнь песней», включенную в иудейское Священное Писание, которую фарисейские мудрецы трактовали как метафорическое изображение любви Бога к Израилю, а католические богословы — как любовь Бога к своей Церкви.

КСТАТИ:

«Видение Бога в женщине является самым совершенным».

Ибн-аль-Араби

Большинство мусульманских поэтов и писателей были членами суфийских братств и орденов, что само по себе, конечно же, не случайно, учитывая особенности их мировосприятия.

Представляется невообразимое: партийный функционер советской поры обращается к писателям: «Товарищи суфии! Что ж это такое происходит, в самом-то деле?! Что вы такое себе позволяете, в конечном итоге?! Ведь вы должны писать для народа, а народ ни черта не понимает в вашей писанине!» Один из суфиев задает вопрос из зала: «Кого именно словоохотливый господин считает народом?» Функционер с достоинством отвечает, что народ — это те, перед кем в долгу писатели, художники, композиторы, инженеры, врачи, ученые… Он увлекается перечислением должников, суфии его подзадоривают с самым невинным видом, и в конце концов выясняется, что те, перед кем в долгу писатели и т.д., ни кто иной, как люмпен-пролетарии, совершенно бесполезное для общества, но очень полезное партии отребье, которое не то что народом, а вообще людьми назвать как-то стыдно… Но функционеру не стыдно, и он продолжает настаивать на своем. Тогда один из суфиев решительно замечает: «Такими требованиями вы, господин, подрываете общественный порядок. Почему? Да потому, что если те, чьи интересы вы защищаете, поймут нашу, как вы говорите, „писанину“, поймут, разумеется, буквально, то некому будет улицу подмести, не говоря уже ни о чем другом. Почему? Объясняю: при отсутствии внутренней свободы внешняя свобода подобна гранате „Ф—1“ в лапах орангутанга. Что, и это не понятно? Тогда возьмите в правую руку свой партийный билет и подойдите к зеркалу…»