Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

Еще одна особая примета того времени — тема человека в изобразительном искусстве. У мусульман она вообще отсутствовала ввиду запрета на такие богопротивные изображения, а вот христиане позволяли (гран мерси!) изображать простых смертных, но непременно лишенных каких бы то ни было половых признаков.

Любопытно, что в изобразительном искусстве Средневековья присутствует даже откровенная нагота, и не только в произведениях светского характера, но и в иллюстрациях к Библии. Но это была нагота совершенно иного свойства, чем, скажем, в греческой вазописи или в римской скульптуре. В средневековом изобразительном искусстве нагота напрочь лишена эротического эффекта!

Этот эффект возникает лишь тогда, когда обнаженная натура является объектом наблюдения, причем ясно осознавая это. Она может наблюдать сама себя в зеркале, ее может наблюдать кто-то, находящийся в рамках картины или за их пределами, но нагота объекта наблюдения непременно вызывает интерес наблюдателя, и этот интерес передается зрителю.

У средневековых художников наблюдатель отсутствует, как отсутствует и интерес к обнаженному телу — объекту сексуального притяжения. У них обнаженный человек — это просто человек без одежды, лишенный сексуальной энергетики, совсем как Адам и Ева до грехопадения.

Эта идеализированная асексуальность была одним полюсом средневековой культуры, а другим полюсом был изощренный разврат в самых низменных его проявлениях.

Естественно, оба эти полюса чужды Природе, но полезны тотальной власти, которой всегда были милы люди зашоренные, внутренне несвободные и весьма довольные ощущением своей несвободы, повторяющие при этом с бездумной улыбкой: «Всякая власть — от Бога» .

Весьма вероятно. Только вот неясно: от какого из них?

Почему-то принято считать, что если в хрониках названа точная дата и место свершения какого-либо события, то это событие подлинное, так называемое — историческое. Как будто нельзя сфальсифицировать сообщение о нем, внаглую выдав эту фальсификацию за копию таинственным образом исчезнувшего документа, о котором, кстати, упоминается в других источниках (разумеется, тоже сляпанных холодными профессионалами)…

Тем более, что спрос на такие подделки никогда не иссякает: кому-то очень хочется с полным правом на то именоваться потомком Рюрика, кому-то желательно найти свои арийские корни, кому-то необходимо «доказать» исконное право его страны на земли, которые признает спорными лишь человек, впервые в жизни увидевший глобус… Впрочем, таких людей не столь уж мало. Короче говоря, исторических поделок и подделок хоть отбавляй, и на фоне всего этого недостойного «творчества» легенды той или иной эпохи выглядят несравненно более правдивыми, чем документы, основное достоинство которых заключается в подробностях, легко фабрикуемых борзописцами.

КСТАТИ:

«Легенда правдивее факта: она говорит нам, каким был человек для своего века, факты же — каким он стал для нескольких ученых крохоборов много веков спустя».

Гилберт Кийт Честертон

Итак, легенды о людях Средневековья, легенды, которые зачастую гораздо правдивее фактов…

В английском Корнуолле туристам охотно показывают каменную колонну, на которой виднеется полустертая надпись: «Здесь спит Тристан, сын Квонимора». Да, это тот самый Тристан, который известен многим как герой эпических поэм и знаменитой оперы Вагнера, тот самый Тристан, который, согласно легенде, потерял голову от любви к Изольде, ирландской принцессе, когда он сопровождал ее как невесту своего родственника, короля Марка, на церемонию их бракосочетания.

В ходе довольно длительного совместного путешествия молодые люди героически борются с нахлынувшим на них всесильным чувством любви, пытаясь урезонить себя соображениями верности сеньору, данному слову, традициям, родственным связям, но все напрасно, и они обретают счастье в объятиях друг друга…

А потом, конечно, погибают, потому что моральные стереотипы общества всегда жаждут крови тех, кто взял на себя смелость наплевать на них столь дерзко и откровенно. Последнее, пожалуй, наиболее непереносимо для хранителей этих стереотипов — людей серийного производства, которые чувствуют себя очень неуютно при любом наблюдаемом ими отклонении от привычного, знакомого, нормированного.

Тристан и Изольда бросили вызов не только догмам господствующей морали, но и такому древнему и, казалось бы, не подлежащему обсуждению понятию как кровно-родственные связи, а это уже посерьезней, чем роман вассала с невестой своего сеньора…

КСТАТИ:

«Самая великая вещь на свете — уметь принадлежать себе».

Мишель де Монтень

И там же, в этом всегда загадочном Корнуолле, по преданию, родился знаменитый и легендарный король Артур — одна из самых, пожалуй, ярких фигур Истории независимо от того, идентифицировали ли его архивные и археологические функционеры с каким-то невесть кем составленным документом.

Если обывателю показать телевизионную программку с анонсом, предположим, историко-приключенческого сериала под названием «Король Артур» и спросить, какие ассоциации вызывают у него эти два слова, он, скорее всего, ответит: «Ну, как же… король Артур… рыцари Круглого Стола… да, вот еще… его супруга, кажется… Гвиневера (Геневера, Джунивьера)… влюбилась в друга короля, рыцаря Ланселота… ну и… любовный треугольник… Кто-нибудь более осведомленный (начитанный) добавил бы несколько слов о сыне короля, случайно зачатом с родной сестрой в дни беспутной молодости, а затем внезапно возникшем через много лет на жизненном пути Артура…

И снова возникает тема порочности кровно-родственных связей, когда Артур, увидев своего случайного отпрыска, вдруг проникается отцовскими чувствами, которые нейтрализуют присущие этому легендарному монарху благоразумие, здравый смысл и даже инстинкт самосохранения, без которого любой смельчак превращается в обезумевшую скотину… Что тут говорить? Эта история лишний раз подтверждает крамольную мысль о том, что сын — это отнюдь не почетное звание, не профессия и не гарант хотя бы позитивного отношения к родителям. Сын короля Артура, сэр Мордред, проявляет себя редким негодяем, посягающим и на все достижения своего отца по объединению английских земель в единое государство, и на его титул, и на его жизнь. Эта жестокая мразь разжигает кровавую междоусобную войну, которая приводит к гибели славного короля Артура. Он вполне сознательно становится причиной неисчислимых бедствий, так что смерть этого исчадия ада не приносят желаемого удовлетворения воспринимающей стороне.