Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

Фома Аквинский

При всем многообразии философских школ и направлений следует все же отметить, что в оценке демократии (по крайней мере, в ее традиционной трактовке) все свободомыслящие философы сходятся на категорическом ее отрицании.

Так или иначе, но тема демократии даже не упоминалась на многочисленных философских диспутах в университетах Европы.

Каждый университет был своего рода Городом в Городе. Он был независим от городских властей, он сам избирал своих функционеров, сам вершил суд.

Учебные корпуса в сочетании с общежитиями назывались коллегиями. Одну из таких коллегий открыл в Париже некий Роберт Сорбон, подаривший Истории Сорбонну. Что и говорить, великолепный подарок!

Конечно, студенты (как и во все времена, впрочем) вносили в городскую жизнь элемент безалаберности, беспечности и скандальности. Хронисты отмечают, что университетские города лихорадило от студенческих бесчинств. Общежития были буквально оккупированы проститутками, а зачастую и в учебных корпусах устраивались массовые оргии. Все попытки университетского начальства если ни пресечь студенческий разгул, то хотя бы сделать его менее вызывающим, как правило, ни к чему не приводили.

Студенты были завсегдатаями борделей, где плата за посещение проститутки была более чем доступной (в одной хронике упоминается о том, что сношения с четырьмя проститутками стоили не больше цены одного яйца).

И на фоне всего этого — трепетный образ преподавателя Парижской богословской коллегии Пьера Абеляра(1079—1142 гг.), автора «Истории моих бедствий», где описана трагическая история его любви к прекрасной Элоизе, родственники которой свой протест против этой любви реализовали в акте кастрации Абеляра.

Факт вроде бы не такой уж из ряда вон выходящий, учитывая нравы того времени, однако Абеляр так лелеет его трагизм, его непоправимость, спроецированные на любовь, которая, оказывается, платонической может быть, но только в теории, что «История моих бедствий» вполне может называться доказательством от противного теоремы земной любви.

Но Абеляр известен еще и тем, что именно он развил учение, названное концептуализмом . Его знаменитая формула «Понимаю, чтобы верить» вызвала протест ортодоксальных церковных деятелей, и учение Абеляра было решительно осуждено соборами 1121-го и 1140 гг., и это могло иметь гораздо более серьезные последствия, чем кастрация. Но все, как говорится, обошлось, если можно так выразиться в подобном случае…

Русский эротический лубок

А традиционно беззаботное студенчество дарит Истории такой литературный жанр, как бардовская поэзия. Во время каникул студенты бродили по свету в поисках случайного заработка. Наиболее способные к литературе и песенному творчеству стали так называемыми вагантами (от лат. vagantes — «странствующие люди»). Характерная черта поэзии вагантов — радость жизни вне жестких рамок, придуманных ханжами для того, чтобы легче было загонять людей в стойло. Ну, а священникам доставалось от бродячих пересмешников более всех. Конечно, кто-нибудь благонамеренный мог, по идее, сообщить в инквизицию, но, во-первых, ваганты довольно мобильно перемещались, а, во-вторых, благонамеренные, как правило, очень туго соображают, так что пока до них дойдет…

Вот достаточно характерный образчик поэзии вагантов:

Это состояние крайней плоти демонстрировалось при всяком удобном случае, и не только странствующими студентами. Средние века во многом парадоксальны, но прежде всего — многообразием тенденций половой морали, зачастую взаимоисключающих.

С одной стороны — жестко насаждаемый аскетизм, сожжение «ведьм», массовое самобичевание, безбрачие священников и мазохистский культ Прекрасной Дамы, и, в то же самое время, с другой — буйный расцвет проституции, разврат в монастырях, да и вообще где только возможно. Как заметил Ницше, «христианство поднесло Эроту чашу с ядом, но он не умер, а выродился в порок».

В эпоху жесточайших репрессий инквизиции существовали тайные секты, которые провозглашали принципы религиозной проституции, преследуемые Церковью, но обладавшие терпкой сладостью запретного плода.

Члены секты Николаитов, например, отрицали чувство стыда как такового и пропагандировали абсолютную свободу половых отправлений.

Некий Карпократ возглавил секту, согласно учению которой стыд должен творчески приноситься в жертву Богу. Его сын и наследник Епифан развил это учение, установив общность жен членов секты, вменив в обязанность женщинам-сектанткам отдаваться своим «братьям» по первому требованию.

Подобными им были секты Адамитов и Пикардистов. Последняя подверглась жестокому разгрому со стороны инквизиции, и ее члены нашли было приют в Богемии у последователей недавно сожженного Яна Гуса. Последователи оказались людьми высокой нравственности, настолько высокой, что истребили развратников всех до одного, не пощадив даже беременных женщин…

КСТАТИ:

«Добрые должны распинать того, кто находит себе свою собственную добродетель! Это — истина!»

Фридрих Ницше

Но в основном-то мораль подобна медали, которую можно носить то одной, то другой стороной наружу для всеобщего обозрения, и стороны эти не просто отличаются одна от другой…

Из одного документа, датированного восьмым сентября 1327 года, явствует, что по окончании разбирательства дела монастыря бенедиктинок Кельнский епископат вынес решение о сожжении данного монастыря «как гнездилища дьявольской ереси и греховного искуса и срытии его под корень с лица земли».

Суровый вердикт даже по тем временам. Что же такого могли натворить смиренные «Христовы невесты»?

…На высоком берегу Рейна, неподалеку от славного города Кельна, стоял основанный в XI веке монастырь, где послушницами были самые знатные девушки княжества, отказавшиеся от радостей суетного земного бытия.

А на противоположном берегу, как грибы после дождя, вырастали замки и загородные виллы, одна роскошнее другой… Окрестные жители давно уже замечали, что владельцы этих внушительных сооружений, вместе со своими гостями и вассалами, очень часто садились в лодки и переправлялись на монастырский берег, где ими же был сооружен причал…