Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

Вот так закончился один из самых ярких эпизодов Истории, главным героем которого был Гай Юлий Цезарь, или «Божественный Юлий», каким он остался в памяти поколений, личность, конечно, весьма неоднозначная, xoтя… если о ком-то высказаться совершенно однозначно, то при этим едва ли можно назвать его личностью.

Юлий Цезарь — личность во многих отношениях незаурядная, обладающая очень высокой степенью сложности и многозначности, и эти качества, накладываясь на его поступки, придают им оттенки совсем иного свойства, чем те, которыми окрашены поступки менее сложных, элементарных людей. К примеру, то, что мы воспринимаем как чудачества Диогена, великого мудреца и незаурядной личности, едва ли можно было бы назвать чудачествами, если бы они исходили от какого-нибудь торговца или регионального тирана. В этом случае речь бы шла о дикости, об испорченности, в крайнем случае — о простоте, которая хуже воровства, и никак не иначе. Так что когда Юлий Цезарь отдает приказ казнить каждого десятого воина из легиона, потерявшего боевой штандарт, то это делает герой, любимец легионов, гениальный полководец, чье искусство сохранило жизни тысяч, десятков тысяч легионеров, и совсем иное дело, если подобный приказ исходит от человека, ничем не примечательного, ставшего во главе войска вследствие случая или взятки, совсем иное…

Вот почему преемники Юлия Цезаря производят такое удручающее впечатление. Действительно, то, что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Формальным наследником Юлия Цезаря стал юный Октавиан, впоследствии названный Октавианом Августом и даже «Божественным Августом». Юноша, не блещущий ни отчаянной храбростью, ни острым умом, ни даже крепким здоровьем, однако обладающий должным для дел управления уровнем сообразительности, хитрости, напористости, целеустремленности и беспринципности.

Он хорошо понимал, что Цезарь завещал ему имя, деньги, но не власть, потому что Рим был республикой, а диктаторские полномочия по наследству не передаются при таком социальном устройстве, так что власть придется добывать самому, разве что используя шлейф популярности своего предшественника в качестве трамплина.

В этом же качестве он решил использовать и здравствующего в ту пору человека, чья популярность если и уступала популярности Цезаря, то не так уж разительно, если исходить из каких-то более или менее общих критериев. Речь идет о Марке Туллии Цицероне(106—43 гг. до н.э.), знаменитом политическом деятеле, ораторе, философе и писателе, авторе 19 трактатов по риторике, политике и философии, 58 судебных и политических речей и 800 писем.

КСТАТИ:

«Каждому — свое».

«Так называемые боги —это собственная природа вещей».

«Я признаю, что не от нас зависит родиться с острым умом или тупым, сильным или слабым. Но тот, кто из этого делает вывод, что не в нашей воле даже сидеть или гулять, тот не видит, что за чем следует».

«Невелика заслуга, если человек честен лишь потому, что никто и не пытается его подкупить».

«Бумага все стерпит».

Марк Туллий Цицерон

Юнец Октавиан, как говорится, травой расстелился перед Цицероном, чтобы тот взял его под свое крыло и добился для них обоих консульских званий. При этом Октавиан клятвенно заверял его, что интересуется не властью как таковой, а лишь ее внешней стороной, престижностью консульского звания, не более того, так что Цицерон будет править за двоих.

И многоопытный, мудрый Цицерон клюет на эту пошлую приманку (нужно отдать должное настойчивости Октавиана), а когда понимает, что натворил, то заодно вынужден признать, что ошибку уже не поправишь…

Октавиан, быстро сориентировавшись в розе политических ветров, отошел от Цицерона и вступил в союз с Антониеми Лепидом. Они образовали Второй триумвират, первой акцией которого была ликвидация двух сотен противников новой власти. В проскрипционные списки включен был и Цицерон, давний политический противник Антония. Октавиан, по утверждению Плутарха, некоторое время протестовал против убийства своего наставника…

ФАКТЫ:

«Первые два дня Октавиан, говорят, боролся за Цицерона, на третий же уступил и пожертвовал им. Обменялись же они следующим образом: Октавиан уступил Цицерона, Лепид — своего брата Павла и Антоний — Луция Цезаря, который приходился ему дядей с материнской стороны. Так лишились они от бешеной злобы способности мыслить по-человечески или, лучше сказать, показали, что нет зверя свирепее человека, совмещающего в себе дурные страсти и власть».

Плутарх. «Сравнительные жизнеописания»

Исполнители приговора нашли Цицерона в его имении, убили и привезли в Рим его отрубленные руки и голову.

Марк Антоний приказал выставить их на всеобщее обозрение. Римляне говорили, что видят перед собой не лицо Цицерона, а душу Антония.

А Второй триумвират постигла судьба первого: из троих его участников двое очень скоро оказались лишними. Лепид благополучно отправился в пожизненное изгнание, а Марк Антоний, согласно распределению полномочий, отбыл в Александрию, чтобы оттуда управлять восточными провинциями державы. Сам же Октавиан взялся управлять западными провинциями непосредственно из Рима.

Он подавил несколько мятежей, грозивших перерасти в гражданские войны, подавил с какой-то мстительной жестокостью, позволяющей предположить, что эта жестокость была не средством восстановления нарушенного порядка, а скорее своего рода целью. Поговаривали, что он умышленно доводил гражданские беспорядки до уровня войн, чтобы надежнее выявить своих противников, ликвидировать их и конфисковать имущество. Такой вот способ решения насущных проблем…

Добровольно сдавшихся на милость победителя Октавиан, как правило, казнил. Мольбы о милосердии он обрывал короткой фразой: «Ты должен умереть!» . Что и говорить, это не «Veni? Vidi? Vici»…

А главный конфликт его не слишком богатой биографии был еще впереди. Осведомители сообщали интригующие подробности жизни Марка Антония на Востоке: изысканные оргии в Афинах, пышные праздники в Эфесе, богатые подношения местных царьков и пикантные приключения с их царственными супругами, богатство, роскошь, нега… Но самое сильное впечатление, без сомнения, оставляли рассказы о бурном романе Антония с египетской царицей Клеопатрой, которой тогда было лет 27—28, и она только вступила в пору женской зрелости, буквально сводя с ума всех, кто имел счастье (или несчастье) приблизиться к ней на расстояние полета стрелы из тугого африканского лука…

Действительно, Антоний потерял голову, напрочь забыл обо всех своих честолюбивых планах, устремлениях, о своих обязанностях наместника восточных провинций, о своем войске в конце концов. Казалось, будто бы мифический странник вдруг оказался на острове, где красавица-волшебница очаровывает его и заставляет забыть, стереть из памяти всю прошлую жизнь. Цезарь тоже был увлечен ею в свое время, но не до такой же степени… Правда, ей тогда было лет семнадцать, и она, наверное, еще не достигла того отточенного искусства обольщения, которое сейчас демонстрировала Антонию. Впрочем, Цезарь — это Цезарь, а Антоний — всего лишь Антоний, и у него, говоря современным языком, поехала крыша…