Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2

А изобретатель, так и не дождавшись ответа Наполеона, демонтировал свою субмарину и затопил ее металлические детали. Наполеон, узнав об этом, пришел в бешенство, называя Фултона мошенником, шарлатаном и вымогателем. Изобретателя спас от суда лишь статус американского гражданина.

КСТАТИ:

Говорят, что по пути в последнее изгнание на остров Св. Елены Наполеон увидел далеко в море пароход и сказал, что весьма сожалеет об упущенной возможности в корне изменить ход Истории…

Не доверяя научно-техническому прогрессу, Наполеон действовал старыми испытанными методами. Он вынудил все страны Западной Европы закрыть свои порты для ввоза туда английских товаров и начал формирование на северном побережье Франции войск вторжения.

Желая использовать в своих целях католическую Церковь, он подписывает с Папой Римским соглашение (так называемый «конкордат»), согласно которому католицизм признается «религией огромного большинства французских граждан» и. разрешается богослужение. Епископов и архиепископов назначает лично Наполеон, а папа лишь посвящает их в соответствующий сан, папские послания допускаются для обнародования во Франции только с разрешения правительства. Наполеон знал, что делает. Сразу же после подписания конкордата во всех школах страны был введен обязательный катехизис, в котором проводилась, как аксиома, мысль о том, что Наполеон — образ Бога на земле, и ему следует покоряться так же безусловно, как Божьей воле, и т.п.

КСТАТИ:

«Никто не возражает против низвержения идолов. Но в то же время не возражает и против того, чтобы его самого сделали идолом».

Акутагава Рюноске

Нужно отдать должное этому человеку: он, как говорится, сделал сам себя как исторического персонажа вообще и как идола широких масс — в частности. Можно говорить о его ограниченности, о его жестокости (без этих двух качеств невозможно стать кумиром масс), об исторической бесполезности его завоеваний, о его общей недалекости, о нарциссизме, цинизме и многом другом, включая необыкновенную везучесть и столь же необыкновенную харизму, но при всем этом нельзя забывать о том, что он достиг очень больших высот без какой-либо страховки и поддержки. Только сам, своей головой и своими руками он придумал и возвел здание собственного величия, перед которым склонялись многие и многие…

Это он придумал орден Почетного Легиона, едва ли имеющий аналоги в плане престижности.

Он придумал еще много чего такого, что в совокупности своей является тем материалом, из которого выплавляется статуя, предназначенная для культовых отправлений.

Он не обладал отрешенной беспечностью гения и поэтому охранял государственный строй имени его самого со всей непреклонностью и тщательностью. Кроме официальной полиции существовала еще полиция, которая должна была следить за официальной, не считая разветвленной сети штатных и внештатных агентов, следивших и за первыми двумя полициями, и за всеми остальными счастливыми гражданами счастливой страны.

КСТАТИ:

«Нам не дано было родиться под счастливой звездой. Мы родились на ней».

Станислав Ежи Лец

И попробовал бы кто сказать или, еще того хуже, написать что-либо в ином ключе!

Знаменитая писательница, дочь дореволюционного министра и кумира первого этапа революции — Жака Неккера, госпожа Анна Луиза Жермена де Сталь(1766—1816 гг.) допустила весьма досадную оплошность, не упомянув в одной из своих книг о Наполеоне и высказав мысль о том, что в Париже можно прожить и без личного счастья. В этом цензура усмотрела пренебрежение к первому лицу государства и закамуфлированное заявление о том, будто в Париже все несчастны, ну а почему, понятно…

Весь тираж этой книги был изъят и уничтожен.

В то же время нельзя не отметить и тот факт, что когда на определенном этапе революции тысячи насильников и убийц, называвших себя революционерами, вдруг прониклись трогательной заботой об общественной нравственности и начали жечь на улицах Парижа и других городов книги, которые они считали «непристойными», Первый консул республики приказал оборудовать в здании Национальной библиотеки специальное хранилище для таких книг, чтобы спасти их от «народного гнева».

Таким образом было спасено множество литературных произведений, по тем или иным причинам попавшим в списки «непристойных». Думается, что определять степень этой «непристойности» с удовольствием помогали «народу» те политические лидеры, которые были отъявленными графоманами и таким вот образом мстили литературе за свои творческие неудачи.

Собственно, удачливые литераторы, за редчайшими исключениями, в революцию не идут. Это удел несостоявшихся, и не только в литературе, но и в любом деле.

В те времена книгам, ввиду возможности их тиражирования, все же повезло гораздо больше, чем картинам и скульптурам, множество которых было уничтожено при погромах дворцов аристократов. Особенно досталось произведениям эротического содержания. Видимо, изображенные на полотне холеные, дышащие утонченным сладострастием, а главное, чисто вымытые женские тела вызывали особо бурную негативную реакцию погромщиков. То же касалось и скульптур.

Я не раз отмечал, что грубые, примитивные натуры, совершающие крайне негативные с точки зрения элементарной нравственности поступки, вплоть до инцеста и скотоложства, крайне агрессивно реагируют на эротизм в искусстве. Вот почему все тоталитарные режимы, выстраивающие фундаменты своих идеологий на принципах мировоззрения социального дна, всегда характеризуются агрессивно-показным целомудрием. Бывают, правда, исключения из общего правила, но в этих случаях решающее значение приобретают личные пристрастия диктатора, как это наблюдалось в эпизоде с эротическим романом «Дитя борделя», написанным талантливым Пиго-Лебреном(подлинное имя — Шарль Пиго де л'Эпинуа). Роман и его автор избежали государственного преследования лишь благодаря высокому покровительству Наполеона, считавшего Пиго-Лебрена одним из лучших писателей своей эпохи.

А роман этот начинается так: «Сын властелина, как и сын простого сапожника, появляется на свет Божий лишь благодаря движению зада и, восседая на троне, он может быть обязан рождением своему лакею.

Сильные мира сего, не кичитесь высоким происхождением, и это говорю вам я, отец одного герцога и двух маркизов. Вы спросите, кто я такой? Я — дитя борделя!»

Видимо, подобные мысли импонировали Наполеону, ставшему властелином отнюдь не благодаря высокому происхождению.