Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2

После публикации первого «Философического письма» Николай I написал такую резолюцию: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно, но не извинительный ни редактор журнала, ни цензор. Велите сейчас журнал запретить, обоих виновных отрешить от должности…»

Естественно, немедленно было произведено медицинское освидетельствование Чаадаева. В акте было указано, что обследуемый «имеет расстроенный ум». Император написал еще одну резолюцию: «Чаадаева продолжать считать умалишенным и как за таковым иметь медико-полицейский надзор».

КСТАТИ:

«Мысль должна быть глубже, чем может достать рука власти».

Станислав Ежи Лец

Что же касается великого Пушкина, то все намеки на участие императора в его гибели не имеют под собой почвы, а продиктованы лишь желанием преподнести эту гибель не как следствие некоторых личностных проявлений Александра Сергеевича, а как успешную операцию тогдашних спецслужб. Пушкин — действительно солнце российской поэзии, но он еще и человек, причем обуреваемый страстями не всегда самого высокого порядка, что вполне естественно, иначе он бы не был Пушкиным.

Наталья Николаевна, супруга поэта, как выяснилось уже потом, после той эпохи, действительно была «предметом страсти» императора, но страсти исключительно платонического свойства, как это частенько бывает у закоренелых развратников, каким, несомненно, был Николай Первый. Он любил ее долгие годы, он даже ухаживал за ней, но не предпринимал никаких шагов к практическому сближению, потому что любому Дон Жуану необходимо иметь объект безнадежного домогания, и если такой объект (по его же инициативе) переходит в иную категорию, то горечь утраты в этом случае намного превышает сладость обладания.

КСТАТИ:

«Домогание есть счастье; удовлетворение, переживаемое как счастье, есть лишь последний момент домогания. Счастье — быть сплошным желанием и вместо исполнения — все новым желанием».

Фридрих Ницше

Эту простую истину хорошо понимали и Николай, и Пушкин, потому что в аспекте коллекционирования женских тел они оба были, как говорится, «два сапога — пара». У Пушкина тоже был объект платонической страсти — Анна Керн, которой он посвятил «Я помню чудное мгновенье…» и т.д., но здесь все сложилось совсем не так, как у императора с его женой, скорее, напротив…

КСТАТИ:

А. Пушкин — С. Соболевскому, 1828 г.: «Безалаберный! Ты ничего не пишешь мне о 2100 рублях, мною тебе должных, а пишешь мне о М-m Kern, которую с помощью божией я на днях уёб…»

Н. Рушева. Пушкин и Анна Керн

Николай был далеко не промах в этом вопросе, и Наталья Пушкина была редчайшим исключением из установившегося правила. В юности он решительно и непреклонно «распечатал» подавляющее большинство воспитанниц Смольнинского института благородных девиц. Далее — женитьба на Шарлотте (Александре Федоровне), дочери Фридриха Вильгельма III, и короткий период затишья в развитии дефлорационного спорта. Этот период длился буквально считанные недели, после чего Николай зарекомендовал себя тем, кого принято называть «гигантом большого секса», не оставляя без внимания ни одной фрейлины и вообще ни одной дамы, так или иначе причастной к придворной сфере. И все это на фоне провозглашаемого императором идеала общественного устройства — патриархальной семьи, которую он считал основой такого понятия, как «народность».

КСТАТИ:

«Горе народу, если рабство не смогло его унизить, такой народ создан, чтобы быть рабом».

Петр Чаадаев

В период правления Николая Первого Россия выступила на мировой арене далеко не в самой благородной роли: подавление Польского восстания 1830—1831 гг. и революции в Венгрии 1848—1849 гг., участие в инициированной ею русско-персидской войне, затем — в русско-турецкой войне, имевшей целью оккупацию Константинополя, что вызвало Крымскую войну, имевшую самые печальные последствия для России. Но самые печальные, пожалуй, и самые «долгоиграющие» — вплоть до нашего времени — последствия вызвала Кавказская война, начатая еще Александром Первым и законченная уже после смерти Николая, в 1864 году, его сыном Александром Вторым. Но это только так говорится. Кавказская война не закончится, наверное, никогда, по крайней мере, пока Россия не перестанет быть империей…

Рисунок М. Лермонтова

Россия — вечна, а вот империи имеют объективное свойство распадаться, и тут чьи-то амбиции имеют столько же значения, сколько чтение стихов — для прерывания беременности.

КСТАТИ:

«Все слагается в Историю, и все в нее же и разлагается».

Станислав Ежи Лец

Современник Николая Первого — французский король Луи Филипп Орлеанский, который правил в промежутке между революцией 1830-го и революцией 1848 года. В юности он активно посещал Якобинский клуб, затем храбро воевал на стороне революционных войск, принимал участие в сражении при Вальми и других операциях.

Народ очень редко бывает благодарен за что-либо, а революционный народ — классический синоним неблагодарности, поэтому неудивительно, что когда «народный» генерал Дюмурье проиграл какое-то малозначительное сражение, его тут же обвинили в измене, и он вынужден был бежать в Швейцарию, где зарабатывал себе на пропитание частными уроками, и только брак с дочерью сицилийского короля внес заметные улучшения в его материальное положение.

В период Реставрации Луи Филипп вернулся во Францию, где ему возвратили родовые замки, не все, конечно, а те, которые новые правители еще не успели продать. Вопреки ожиданиям роялистов, он уклонялся от контактов с ними, предпочитая общение с оппозиционерами, на все лады поносившими Бурбонов вообще и нынешнего короля Людовика XVIII, в частности. Своих детей он отдал учиться во вполне буржуазный «Коллеж Генриха IV», где они сидели за партами рядом с детьми суконщиков и лесоторговцев, что необычайно льстило последним и создавало Луи Филиппу положительную репутацию в глазах всего третьего сословия.

Его супруга принимала посетителей с шитьем в руках, что приводило их в неподдельный восторг, а сам он часто бродил по Парижу в простом суконном сюртуке с зонтиком под мышкой, открытый, простой и крайне доброжелательный. Он крепко пожимал мозолистые руки рабочих и мелких торговцев, беседовал с ними о житье-бытье, не отказывался выпить и стаканчик-другой вина…