Майкл Грант - Ирод Великий. Двуликий правитель Иудеи

В мое время такими людьми были представители династий Члены семьи удачливых государственных деятелей.

Я любил Мариамну, Аристобула и Александра.

… И живи я в политических условиях таких, как ваши, Я бы не счел необходимым или оправданным Предать их смерти.

Ужасы Иродова двора по-прежнему потрясают воображение. Но пока в последние годы его жизни они не стали отражаться на мировых событиях и касаться лично Августа, это не очень влияло на нашу оценку его благо— или злодеяний. Тем более, из того, что мы знаем о других восточно-средиземноморских дворах тех столетий, ужасы иерусалимского двора были далеко не единственными в своем роде. Они просто лучше известны благодаря тому, что случайно сохранились повествования Иосифа. Мы практически ничего не знаем об образе жизни множества других дворов поздних эллинистических монархов, за исключением немногих страшных деталей, которые наводят на мысль, сколько же мерзостей скрыло от нас время. Нельзя с полным правом принимать за истину и высокомерное азиатское мнение, что во всех этих семейных расправах есть нечто восточное; достаточно взглянуть на страницы Тацита и Светония, чтобы припомнить, что и в имперском Риме кипели кровавые семейные конфликты. В самом деле, даже великий Август, кажется, приказал убить внука. Но это было ничто в сравнении с деяниями его преемников, изо всех сил старавшихся, говоря словами Гамлета, «переиродить Ирода».

Эти внутрисемейные кровопролития, разумеется, не ограничивались Древним миром. Беглое знакомство с итальянским Возрождением позволяет быстро исправить любое такое впечатление. Еще одним особо подходящим примером служит Оттоманский императорский дом, — и надо признать, что этот пример придает дополнительный вес удобному мнению об азиатском характере таких злодеяний — ибо Ирод навлек на себя все эти беды, так как ничто не удерживало его от многоженства. В результате — неизбежная вражда между собой жен и сыновей. И именно в этой области импульсивный Ирод был неспособен выпутаться из интриг, которые сам на себя навлекал. Хотя привязанность к членам своей семьи — одна из сильных его сторон (такое утверждение может показаться странным в свете того, что многие пали от его руки, но оно справедливо), вместе с тем он страдал болезненной предрасположенностью подозревать худшее.

Эта черта, а также отношение Ирода к Хасмонеям — благодарная область для психолога. В расхожем мнении о превосходстве этой бывшей царской семьи был немалый элемент снобизма, в том смысле, что те, кто обладал частицей хасмонейской крови, не уставали выставлять это обстоятельство напоказ. Ирод, имевший низкое происхождение, полностью разделял это мнение и в то же время неоднократно легко давал себя убедить — признаемся, зачастую вполне оправданно, — что худшими врагами его и его идумейских родственников, которых он так упорно поддерживал, были отпрыски хасмонейского дома. Здесь раскрывается причина его самой большой личной трагедии: брака с прекрасной хасмонейкой Мариамной I, которую он потом приговорил к смерти.

И все же Ирод еще много лет сохранял здравый смысл политика. Только в последние десять лет семейные неурядицы отрицательно повлияли на его способность править. К тому времени импульсивность и вспыльчивость возобладали над его необыкновенными мыслительными способностями, позволявшими ему управлять чувствами. До этого он был проницательным, упорным, неутомимым монархом; достойным восхищения руководителем, солдатом, финансистом и дипломатом; был способен очаровать даже самых несговорчивых, самых неприступных римских вельмож.

Ирод представлял, какая катастрофа ожидает иудеев, если те перестанут играть по римским правилам. Когда впоследствии по вине обеих сторон, иудеев и римлян, дело дошло до драки, несчастья, обрушившиеся на иудеев, были поистине ужасными и непоправимыми. Ирод предвидел, что это может произойти, и делал все возможное, чтобы предотвратить; и потому все кровопускания в его гареме не могут изменить окончательного вывода, что в той мере, насколько позволяли необычные, жестко ограниченные условия, он был поистине Иродом Великим.

Весьма значительная доля того, что известно об Ироде, дошла до нас благодаря перу иудейского автора Иосифа Флавия — и усилиям современных исследователей раскрыть содержание его исторических хроник. Иосиф оставил четыре труда, написанные на греческом языке, и благодаря исключительным случайностям все они сохранились. Это «Иудейская война», «Иудейские древности», «Против Апиона» и автобиографическое «Жизнеописание».

Из-за его значимости для христианства, большой, но явно преувеличенной, Иосифа широко изучали в Англии в XVIII веке по монументальному, но не очень надежному переводу преподобного Уильяма Уистона (1737). Правда, позже его читали значительно меньше, по причинам, изложенным во введении. Тем не менее он весьма замечательный историк, дающий нам множество сведений, порой искаженных, но чаще подлинных, о некоторых самых захватывающих и пикантных исторических событиях. Выходец из аристократической семьи, священник с хасмонейскими связями, в молодости он перепробовал различные виды служения иудейской вере, став впоследствии фарисеем. После восстания он обосновался в Риме, где написал «Иудейскую войну», греческий вариант (подготовленный совместно с сотрудниками) первого издания, написанного на арамейском языке (или иврите?) для иудеев Вавилонии, Ассирии и Аравии (75 — 79 н.э.), в попытке убедить их в бесцельности таких восстаний. Труд состоит из солидного введения, включающего довольно обширное описание жизни Ирода Великого. Затем Иосиф 18 лет посвятил написанию «Иудейских древностей» (93 — 94 н.э.), истории иудеев с сотворения мира до 66 года н.э. предназначенной возвысить иудейский народ в глазах греко-римского мира. И этот труд включает жизнеописание Ирода. Взятые вместе, оба повествования дают нам возможность знать о самом Ироде и о его царстве больше, чем о любом другом царе-клиенте и государстве — клиенте Рима.

Однако из-за того что эти два повествования Иосифа далеко не схожи, возникают невиданные трудности. Прежде всего, ранняя версия более драматична, заимствует построение и довольно много мелких приемов у авторов греческих трагедий, которые, видно, читал один из помощников Иосифа. Второе описание, хотя и менее удобочитаемое, в два раза больше по объему. Кроме того, в нем значительно больше мест с осуждением Ирода. Вероятно, дошедшее до нас повествование представляет собой второе издание с изменениями, внесенными после смерти влиятельного правнука Ирода, царя Агриппы II. Ибо при жизни Агриппы Иосифу в известной мере приходилось считаться с его чувствами, потому что тот был патроном Иосифа (а он мог быть особенно щепетильным, поскольку во время восстания, до перехода на другую сторону, историк, по существу, воевал с царскими войсками Агриппы). Приходилось считаться и с сестрой Агриппы II Береникой II. Последняя покровительствовала иудейскому историку Юсту из галилейской Тивериады, с которым Иосиф был в плохих отношениях.