Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

ТЕМ ВРЕМЕНЕМпосле партконференции наступило очередное политическое похолодание. 28 июля Президиум Верховного Совета СССР принял указ «О порядке организации и проведения собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций в СССР». Впервые актом СССР был определен порядок организации митингов и демонстраций. Порядок этот был более суровым, чем даже «временные правила». Заявку нужно было подать за десять дней и через пять получить ответ. В заявке надо было указать форму, цель, место, время, предполагаемое количество участников митинга и так далее. Власти могли переносить место проведения митинга в удаленные уголки города или вовсе отказывать в нем, причем в последний момент. За проведение несанкционированных митингов предусматривались аресты на 15 суток и штрафы на высокую для того времени сумму до тысячи рублей. Одновременно был принят указ Президиума ВС СССР «Об обязанностях и правах внутренних войск МВД СССР при охране общественного порядка», предоставивший им широкие полномочия при разгоне несанкционированных манифестаций.

Вызов «поправовевшему государству» (как выразился неформальный журнал «Община») бросил «Демократический союз». 21 августа и 5 сентября он провел на Пушкинской площади несанкционированные митинги, приуроченные к 20-й годовщине вторжения 1968 года в Чехословакию и 70-й годовщине начала красного террора. Обе исторические даты говорили сами за себя, так что «дээсовцам» можно было ничего не объяснять. Тем более что общаться с собравшейся толпой зрителей все равно не давал впервые примененный ОМОН. «Демократический союз» и ОМОН обеспечивали зрелище для завсегдатаев недавно раздавленного «Гайд-парка». Некоторых зрителей омоновцы делали участниками шоу, хватая присутствующих без особого разбора. Новым вкладом в митинговую культуру стал символ «новой демократической России» – петровский триколор, которым картинно размахивали митингующие, после чего знаменосец получал удары дубинкой и отправлялся под арест, а флаг изымался. Но на новом митинге триколор возникал вновь. Шоу продолжалось. Всего в 1988 году в Москве прошло более 600 несанкционированных митингов. На Пушкинской площади демократы тусовались по выходным до осенних холодов.

Некоторых консервативных авторов и по сию пору возмущает, что «участников акции лишь ненадолго задержали, а затем вскоре отпустили. По сути, впервые призывы к насильственному свержению существующего в СССР строя не получили действенного отпора со стороны правоохранительных органов» [207]. Но что бы они рекомендовали правоохранительным органам? Посадить неформалов не на несколько суток, а на несколько лет по уголовной статье? Это вызвало бы кампанию за освобождение политзаключенных и ухудшение внешнеполитической ситуации. Подавить кампанию протеста в 1988—1989 годах можно было только с помощью массовых репрессий, и не только против неформалов, но и против «либеральных коммунистов». Эта угроза воспринималась демократическим движением как основная, и называлась она – конец перестройки, реакционный переворот.

ФЕДЕРАЦИЯ ВЫПУСТИЛАрезолюцию против агрессии 1968 года. «Община» сочувственно писала о «Демократическом союзе». Похолодание заставляло неформалов «жаться друг к другу». Похолодание вызвало и отток случайного актива, всплывшего в эйфории митингов. Многих пугали разгоны, и они уходили из движения, чтобы не подпасть под удар грядущих, как казалось, репрессий. Один из лидеров «Демократической перестройки» А. Фадин писал: «Холодный ветерок скепсиса сильно поубавил энтузиазма у активистов движения, либералов-реформистов в аппарате, да и просто интеллигентов– „болельщиков“ [208].

«Похолодание» тяжело сказалось на судьбе федерации. Теперь у неформалов сил хватало только на поддержание контактов своего объединения. «Общинники» еще поговаривали, что их организация должна стать «ядром федерации», но на выполнение этой задачи не было сил.

16 октября прошла последняя конференция Московской организации федерации с участием представителей других городов [209].

Члены оргсовета фронта довольно искренне рассказывали о своих достижениях и трудностях. Высказывались надежды на то, что удастся наладить контакты структур «Народного фронта» и федералистов. Никто не был против, но никто не хотел сам этим заниматься.

Распад федерации стал следствием летнего раскола неформалов и дальнейшего ухудшения условий их деятельности осенью 1988-го. Это событие имело важные, тогда еще неясные последствия. В 1988 году социалисты вырвались вперед в «партстроительстве», сумели создать массовую всесоюзную структуру с общей конструктивной программой. Это давало шанс на возникновение устойчивой лево-центристской организации, в перспективе – социалистической партии. С распадом федерации это преимущество было потеряно социалистами, и в России уже никогда не было социалистической партии с таким влиянием в общественном движении. Общественное внимание уже было завоевано возникшими ранее организациями либо партиями, имевшими депутатский ресурс.

В 1988—1989 годах судьба социалистического партстроительства зависела от федералистов. Пользуясь тем, что их конкуренты в социалистическом движении были заняты работой по строительству «Народного фронта», «общинники» и их единомышленники в других городах могли взять себе нишу социалистической партии. Федералисты чувствовали неудачность названия «Альянс социалистов-федералистов». Оно было сложным для людей с улицы. Возникла проблема самоидентификации движения. Кто мы?

Новая организация поддерживала идеологию, известную как «общинный социализм» и федерализм. Исторически эти взгляды уходили в традиции антиавтортарного социализма в спектре от Прудона и реформистов-народников до Бакунина и левых эсеров. В современном мире эта традиция представлена в левом социализме и анархизме. Но левый социализм по своей нише предельно близок большевизму, а «общинники» были настроены антибольшевистски – ведь они боролись с коммунистическим режимом и не разделяли основ марксистской идеологии. Они не могли назваться просто социалистами – ведь в это время почти все были за социализм, а социализмом обычно назывался существующий строй. Перед «общинниками» встала альтернатива – или стать левым крылом в организации всех социалистов (Федерация социалистических организаций и клубов или ее преемник), либо создать собственную отдельную политическую организацию с «общинной идеологией». Но в преддверии выхода к народу в 1989 году (было ясно, что с весенним потеплением политический актив снова выйдет на улицу) нужно было как-то ясно назваться. «Социалисты-федералисты», да еще в каком-то альянсе – это было непонятно. Для фракции это еще годилось, а для отдельной всесоюзной организации – нет.