Муслим Мурдалов - Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 1

4-го и 5-го июля были произведены приступы и несмотря на отчаянную защиту неприятеля, мы успели утвердиться по окраине селения. Войска готовились повторить еще раз атаку, как 6-го июля, ночью, прибыл в лагерь посланный Шамиля с предложением вступить в переговоры; генерал Фезе, не желая жертвовать напрасно людьми, охотно на это согласился. 7-го июля Шамиль прибыл в стан Магомет-Мирзы-хана и поклялся на Коране не тревожить более горцев, а в залог верности выдал аманатов, в числе коих и малолетнего племянника по сестре Гамзат-бека (ныне штабс-капитана); его примеру последовали и другие предводители мюридов, в числе которых находился впоследствии известный Кибит-Магома Тилитлинский; скопище же было распущено по домам.

Стр. 379 …Обеспеченный со стороны главного виновника волнений, генерал Фезе двинулся через Карадахский мост и Хунзах на Бетлинскую гору, чтобы прикрыть следование транспортов, возвращавшихся из Шуры с провиантом и снарядами. Затем приступлено было к открытию прямого сообщения Хунзаха с Темир-Хан-Шурою, через Балаханское ущельи, Зыряны, Ирганай, Бурундук-кале и Казанищи. Произведенные по этому случаю работы напоминают гигантские сооружения циклопов. На пространстве между Бурундук-кале и Ирганаем прорвана скала, запиравшая герметически путь и от подошвы образовавшихся в ней ворот, возведена из камня широкая стена, по которой, как по пантусу, спускались к Ирганаю. При селении Зырянах, где производилась переправа через Койсу, возвели небольшое укрепление; сверх того, устроены посты в Бурундук-кале и при Моксохе.

С конца августа, Аварский отряд занимался покорением не признававших нашей власти аварских селений; в начале сентября проник даже к неприступной Карате и улучшил сообщение ее с Хунзахом. Вслед за этим, генерал Фезе намеревался пройти еще далее в самую глубь гор, для открытия сообщений с Kaxeтиею через главный хребет, как получили известие о волнениях в Южном Дагестане, что и заставило его поспешить с возвращением в Темир-Хан-Шуру. 10-го сентября, войска прибыли туда форсированными маршами по вновь проложенной дороге, а 19-го были уже в Кубе и приведя наскоро город в оборонительное положение, обеспечили его небольшим гарнизоном, что было совершенно необходимо, по случаю возникших беспорядков на Самуре.

Но блистательная экспедиция 1837 года, обеспечив пока Аварию, вовсе не положила конца ни влиянию, ни власти Шамиля. По удалении наших войск, он снова появился в Койсубулинском обществе и основав крепкий замок, новый Ахульго, вблизи старого, почти на отвесной скале, продолжал по прежнему возмущать жителей. Тщетно генерал Клугенау, устроив с ним свидание на Каранаевском спуске, уговаривал его отправиться во Владикавказ, для принесения верноподданнической покорности Государю Императору, возвращавшемуся в это время из Грузии – убеждения его не могли поколебать Шамиля. Между тем, другие предводители мюридов деятельно поддерживали огонь в крае и восстания вспыхивали разом в нескольких пунктах Дагестана; на Самуре появился самозванец, некто Мустафа-Магомет, выдававший себя за сына Шекинского хана, умершего в Персии; он взволновал все население Самура, от Ахтов до Куссура и Борчи, и распространял свои разбои даже по ту сторону Кавказского хребта. Действия их привлекли на себя большую часть наших сил в течении всего 1838 года.

Наступил 1839 год, а дела по прежнему оставались в нерешительном положении. Пребывание Шамиля в Новом Ахульго, между землями Койсубулинцев и Гумбетовцев, в соседстве с Андией и Аварией, могло иметь весьма вредные последствия, если бы ему снова удалось поднять эти воинственные племена Дагестана; с другой стороны, жители Самура продолжали волноваться и своими разбоями тревожили нынешние Шемахинский и Нухинский уезды. Предположено было: с весны открыть в Дагестан наступательные действия разом двумя отрядами: один из них, сосредоточенный в Южном Дагестане, под начальством корпусного командира генерала Головина, предназначался для усмирения лезгинского населения по Самуру; другой, под начальством генерала Граббе, собственно для действий против Шамиля.

Поход генерала Головина в нынешний Самурский округ был чрезвычайно успешен. Разбив на голову неприятеля на урочище Аджиахуре, запиравшем вход в ущелье Самура, генерал Головин поспешил занять селение Ахты, главный пункт округа, и уже готовился к дальнейшему движению, как испуганные жители покорились и присягнули на верноподданство. Усмирив округ и дав ему положение, вполне соответствующее обстоятельствам, и до сего времени остающееся в полной силе, корпусный командир поднялся вверх по Самуру на Гельмец, и перешагнув Кавказский хребет, спустился в долины Джарии. Это движение, совершенное в среде неприязненного нам населения, оказало большие последствия: жители, убедившись в нашей силе и в всегдашней возможности их наказать, успокоились и окончательно прервали всякую связь с Шамилем.

Между тем, генерал Граббе, с отрядом, сосредоточенным у Внезапной (9 1/4 батальонов, 12 сотен конницы, 22 орудия и 3,000 пешей милиции), двинулся в Салатавию и оттуда перешел в Гумбет, дважды поразив неприятеля, пытавшегося заслонить ему путь, сначала у Буртуная, потом на половине спуска с Гумбетовских гор, у селения Аргуани. 13-го мая, отряд сосредоточился под Ахульго и открыл осадные работы. Слишком трехмесячная осада этой природной твердыни в высшей степени поучительна – с одной стороны по настойчивости наших войск, принужденных по голым скалам вести подступы, с другой – по характеру обороны, развитой неприятелем. 29-го августа Ахульго было в нашей власти и сам Шамиль едва успел избегнуть плена; но малолетний сын его Джамал-Эддин, выданный вследствие предшествовавших окончательному приступу переговоров, остался у нас заложником и был отправлен в 1-й кадетский корпус.

С падением Ахульго, для Шамиля не было возможности оставаться в Дагестане: Гумбетовцы, только что испытав значительные потери и опасаясь нового появления русских отрядов, решительно отказались от него; Андийцы и Койсубулинцы старались избегать его; Авария была в наших руках. Лучшие сподвижники Шамиля, Сурхай, Али-бек, Али-Чула-Магома, с тысячью храбрейших, погибли в Ахульго. Нет сомнений, что роль имама, быть может, этим бы и кончилась, если бы особые обстоятельства ему не помогли.

Зимою с 1839 на 1840 год Чечня, только что перед этим усмиренная, снова взбунтовалась, и причиною к тому послужила попытка кавказского начальства обезоружить ее. Предполагалось, чтобы Чеченцы уплачивали свои подати не деньгами, которых они вовсе не имели, а оружием, – мысль во всех отношениях прекрасная, но, к сожалению, рановременная. Как бы то ни было, но только эти благие намерения начальства были иначе объяснены Чеченцами: им казалось, что Русские лишают их оружия с целью удобнее истребить, и поэтому все население решилось, лучше погибнуть, чем дозволить себя перерезать, как баранов. К тому же, разные злоупотребления, неизбежные при введении нового порядка, немало содействовали к усилению всеобщего негодования.