Муслим Мурдалов - Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 1

Движение в Ичкерийский лес. Отряд Граббе состоял из 12 батальонов в 500 человек каждый, 24 легких орудия, 48 зарядных ящиков и 70 тысяч зарядов артиллерийских на вьюках; на вьюках же месячное продовольствие на весь отряд. Кроме того, каждый офицер брал вьюков с собой сколько кто мог. Выступив из Герзель-Аула 30 мая, Граббе приказал Лабинцову с 2 батальонами Кабардинского полка составить авангард и выстроив обоз в один конь вошел в лес Шуаиб-Мулла ожидал его на опушке леса, видя бесконечный обоз ободрил чеченцев и поздравил их с богатою добычею. Завязалась перестрелка, сначала в авангарде, потом по мере движения вперед в лес распространилась по отряду и, наконец, со всех сторон обхватила отряд растянутый более чем на 5 верст. В первый день прошли 9 верст, Лабинцов брал завалы штурмом, с обоих боков растянул боковые цепи по 3 батальона в каждую сторону. На другой день двинулись в том же порядке, чем далее, тем дорога становилась хуже, горцы защищались отчаянно, завалы возвышались за завалами, и все они были фланкированы другими, брать которых было невозможно. 2 батальона Кабардинского полка, бывшие у Лабинцова брали штыком завал за завалом; к концу дня из 2-х батальонов выбыло из строя 640 человек. Число раненых в каждую минуту увеличиваясь, уменьшало вчетверо число рядовых, ибо под каждого раненого надо 4-х под носилки; к вечеру авангард начал выходить из лесу и увидели впереди должны и воду. Все оживилось; начали спускать орудия.

Отступление. В 7 часов вечера велено было Лабинцову остановиться; в 9 приказано начать отступление по той же дороге в том же порядке. Этим приказанием отряд был расстроен и побежден морально. В ночь тронулись в возвратный путь; Лабинцов не успел еще подняться, какуже отряд ушел. Спешили занять прежде неприятеля одно дефиле, которое дорого стоило войскам нашим. В полночь горцы открыли отступление отряда, бросились преследовать, обхватили весь отряд, кидались в шашки, но наши все еще держались. Лабинцов отбивался и отступал в порядке, сам на себе тащил орудие. На рассвете он сам испугался, у него из 2-х батальонов оставалось 80 человек – раненых бросали. В полдень горцы опрокинув боковую цепь ворвались в обоз и к счастью начали грабить и сталкивать вьюки в кручи. Все побежало, 12 орудий брошено. В это время полковник Траскин брат начальника штаба схватил Кабардинскую роту 3-го батальона еще не бывшую в деле, ударил в штыки и отбил 11 орудий, 12-е свалилось с кручи. Рота эта приняла на себя остатки авангарда Лабинцова. Траскин был смертельно ранен. Горцы сбирались все больше и больше, и ободренные удачей бросились с 3-х сторон в шашки; все побежало; арьергард ослабел, боковые цепи опрокинуты, вьюки брошены и Лабинцов спасся чудом. 2 батальона свежие Куринского полка одни держались и отступали в порядке. Прочее все перемешалось. Тем окончился этот поход в 4 дня. Шамиль с 14 тысячью горцев не успел прибыть вовремя, у Шуаиба было не более 2500 человек. Кабардинский полк был истреблен в буквальном смысле слова.

Пришли в Герзель-Аул. Там дождались Военного Министра. Картина была ужасная и она произвела сильное влияние на князя Чернышева. Тут же кажется, решено было удалить Граббе. Однако, получив от Государя повеление открыть опять наступательное движение он составил отряд, соединился в Дагестане с Клюке-фон-Клюгенау и двинулся в горы по той же дороге, по которой сей последний должен был идти к нему на соединение в Дарго. Около аула Эгали он был остановлен Кабит-Мегметом, сделал большую потерю, опять отступил ночью и растерял отряд. Он уехал в Ставрополь и более не возвращался. Несмотря на неудачу надо ему отдать полную справедливость. Он хорошо знал край, неприятеля, которого презирал и справедливо думал, что горцев надо поражать там, где они считают себя необоримыми. Еще одно дело, как в Ахульго и весь Кавказ был бы покорен. Его ситемалиниями вдавиться в Чечню, превосходна хотя и медленна. Из недостатков главнейший леность.

После Ахульго положим идти вперед по слабости и усталости войск было трудно. Но когда Чечня ушла, отчего он в ту же зиму не пошел в Чечню и тогда же, не дав новым поселенцам возможности устроиться и забрав их скот, еще можно было все поправить. Зиму эту он упустил, а Шамиль ею воспользовался. Граббе окружен был людьми нестоящими его доверенности и неспособными. Сам же он полагая, что все делает сам, делал одни только предположения, а в мелочи исполнения не входил. От этого допущен был этот страшный обоз, эти тысячи вьюков; допущен был пятисотенный состав батальонов, когда самим же им приказано было иметь по 750 рядовых в батальоне. Чем много испортил Граббе здешние войска, это тем, что он не обращал на них никакого внимания. Он во время переходов, даже не здоровался с людьми и после подвигов геройских не благодарил. Не входя совершенно во внутренний состав войск, он не знал заслуженных офицеров и хотя представлял к наградам многих, но не зная никого в отряде, представлял к наградам более людей искательных, чем истинно достойных; потому теперь мы видим георгиевские кресты на людях малодушных, и все награды вышли на выворот. Об корпусном командире Головине сказать можно только то, что вовсе время пребывания на Кавказе он не имел на дела линии никакого влияния и лично никакого веса.

Положение дела осенью и зимой после экспедиции. Так кончились все военные действия в августе месяце. Неудача 2-х предприятий наших усилила Шамиля. Он стал угрожать мирным и преданным нам племенам и вошел в тесные сношения с князьями правого фланга. Горцы и Чеченцы под предводительством Ахвердый-Магому и Шуаиб-Муллы беспрестанно спускались с гор, угоняли скотину и всегда пользовались случаем напасть врасплох на линию Терека или на какую-нибудь из деревень покорных нам племен. Во время осени 1842 года Ахвердый-Магому с партиею в 2 тысяч человек подходил к Моздоку и разграбил близь него хуторы, угнав более 2 тысяч рогатого скота. В ноябре Шуаиб прошел к Кизляру, обошел его и с огромной добычей уже шел назад в горы, когда Фрейтаг/:начальник фланга:/ с 2 батальонами пересек ему возвратный путь и переправу через речку Яман-су. Чеченцы бросили добычу и рассыпались по полю, с другой стороны от Терека спешил полковник Витторт, от Сулака генерал Клюке-фон-Клугенау; но что же может сделать пехота. Они рассыпались и по одиночке пробрались в горы. Наступила зима. Партии гуляли по площадям Сунджи и Кумыцкой, угоняли скотину, брали в плен жителей, не давали покоя ни войскам, ни жителям. Мы бегали за ними без всякой пользы и знали, что ничего сделать им не можем. У нас на площади было пять батальонов нашего полка. Занимая 5 крепостей мы имели еще 2 подвижных эшелона в батальон каждый и ровно ничего прикрыть не могли.