Сергей Антонов - Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Несомненно, землевладельцы, имевшие соответствующие связи, могли повлиять на Совет и заставить его пренебречь правилами, но в отношении типичных помещиков все указывает на обратное. Более того, представляется, что небольшое число имений, пошедших с молотка, объясняется не какими-либо сложностями процедуры взыскания по займам в Совете, а сложностью поиска покупателей на собственность банкротов. Как будет показано ниже, по крайней мере московский Опекунский совет получал хорошую прибыль по своим ссудам, выданным под залог собственности. Продажа с аукциона представляла собой крайнюю меру, чем и объясняется ее редкость.

Судебные дела иллюстрируют обстоятельства, приводившие к продаже имений Опекунским советом. Так, имение коллежского секретаря Петра Зубова – приблизительно 3 тыс. крепостных в Арзамасском и Макарьевском уездах Нижегородской губернии – на протяжении нескольких поколений находилось в крайне неблагоприятном финансовом состоянии. Тем не менее Совет в течение многих лет довольствовался тем, что держал там своего управляющего, считая Зубова законным владельцем [98] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф. 92. Оп. 6. Д. 746 (Зубов). . Андрей Чихачев, средней руки помещик из Владимирской губернии, в статье для «Земледельческой газеты» сетовал на сильную задолженность провинциальных душевладельцев, отмечая, что многие имения взяты в опеку, но не упоминал о реальной продаже имений с аукционов. Алексей Галахов в своих мемуарах вспоминал панику, охватившую задолжавших провинциальных помещиков, когда они получали еженедельную почту. В то же время он отмечал, что большинству из них удавалось или договориться с властями, или получать частные займы, чтобы сохранить свои имения [99] Чихачев А. И. О долгах // Земледельческая газета. 06.09.1846 (выражаю благодарность за эту ссылку Кэтрин Пикеринг Антоновой); Галахов А. Д. Записки человека. М., 1999. С. 25. .

Таким образом, к середине XIX века государственные банки – из которых четырьмя крупнейшими были Заемный банк, Коммерческий банк и петербургский и московский Опекунские советы – накопили вкладов почти на 1 млрд рублей, что было в ту эпоху астрономической суммой: ее могло хватить, чтобы финансировать бюджет империи в течение нескольких лет [100] Гиндин И. Ф. Банки. С. 505–507. . Как полагал советский историк Иосиф Гиндин, эти средства можно было бы вкладывать в развитие российской экономики более продуктивно. Вместо этого значительная доля этой суммы использовалась для покрытия бюджетного дефицита, а относительно небольшая часть инвестировалась в дополнительные займы дворянам-крепостникам. Однако Гиндин не собирался преувеличивать отсталость России: в то время как крупные акционерные депозитарные банки появились в США и Великобритании в 1830-х годах, во Франции, Австрии, Германии и Италии такие банки начали возникать лишь в конце 1840-х и начале 1850-х годов, то есть приблизительно за 10 лет до их появления в России [101] Там же. С. 465–467. . Мемуарист Иван Пушечников, консервативный помещик из Орловской губернии, считал, что Опекунский совет, помимо его основной филантропической деятельности, «был самый благодетельный посредник между вкладчиками и заемщиками» [102] Пушечников И. В. Заметки старожила Елецкого уезда. С 1842 по 1872 г. // РА. 1905. № 117. С. 599. . Это противоречит позднеимперской и советской марксистской точке зрения, согласно которой дореформенная государственная политика вела к своего рода закрепощению капитала, а эти банки по сути были «феодальными» институтами [103] Кауфман И. И. Государственные долги России // Вестник Европы. 1885. Т. 20. № 1. С. 184–218; № 2. С. 572–618; Бугров А. В. Очерки. С. 32. . Банки, выдававшие ссуды под залог недвижимости, действительно по большей части обслуживали дворянство, но отнюдь не ясно, почему мы должны считать аномалией или признаком отсталости то, что элиты пользовались финансовыми и прочими экономическими благами.

Большинству же владельцев собственности в России, у которого или не имелось крепостных вообще, или их число было незначительно, от государственных банков не было особой пользы [104] Более 88 % государственных займов было выдано землевладельцам, имевшим более 100 крепостных: Литвак Б. Г. Русская деревня. С. 383. . Тем не менее предоставляемые этими банками блага распространялись на более широкие слои населения, чем готовы признать иные историки: более того, само различие между государственным и частным кредитованием было не вполне четким. Средства, ссужавшиеся владельцам крепостных, далее нередко оказывались внутри сети частного кредита, будучи переданными другим лицам под более высокие проценты. Что еще более интересно, некоторые владельцы крепостных тут же помещали полученные займы в те же самые государственные банки по ставке 4 %, а затем использовали свои вкладные билеты, находившиеся в обращении подобно наличности, для выдачи частных займов и получения дополнительных процентов [105] Боровой С. Я. Кредит и банки. Особ. с. 206–207, 235–240. . Более того, несмотря на нежелание Коммерческого банка выдавать рискованные займы предпринимателям, он все же способствовал экономическому развитию страны, скупая («учитывая») коммерческие долговые документы и тем самым поддерживая систему коммерческого кредита.

В 1859 году система государственных банков была ликвидирована. Формально это произошло потому, что после Крымской войны в обращении находилось слишком много наличности при нехватке потенциальных заемщиков; обслуживать разбухшую массу вкладов стало слишком дорого, из-за чего государство было вынуждено снизить процентные ставки. Как пишет Стивен Хок, это вызвало набег на банки и их финансовый крах [106] Hoch S. The Banking Crisis, Peasant Reform, and Economic Development in Russia, 1857–1861 // The American Historical Review. 1991. Vol. 96. P. 795–820; Бугров А. В. Очерки; Морозан В. В. История банковского дела. . Мемуаристы с горечью вспоминали это событие. Пушечников считал, что это было «не только дело безрассудное, но святотатственное, и самый отъявленный враг России не решился бы посягнуть на такое варварство». По его мнению, в распоряжении у государства находилось такое ценное обеспечение, что оно легко могло справиться с кризисом, заняв средства в Европе [107] Пушечников И. В. Заметки. С. 599. . Намекали также, что этот банковский крах представлял собой завуалированный способ заставить душевладельцев примириться с неминуемым освобождением крестьян [108] Никифоров Д. И. Москва в царствование императора Александра II. М., 1904. С. 48–49, 127. . Как отмечал Сеймур Беккер, государственные ипотечные банки для дворянства возродились к концу XIX века и успешно работали, несмотря на то что их инвестиции были намного более рискованными [109] Becker S. Nobility and Privilege. P. 78–79. .