Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения

Панкратов имел в виду беззастенчиво вздорное сообщение, появившееся 8 октября в «Новом Времени» под заголовком «Монархическое движение в Тобольске». Газета передавала, что «в Ставке получено сообщение, что возле дома Романовых собираются огромные толпы народа и коленопреклоненно служат непрерывные молебны». Отсюда делался вывод о необходимости перевести семью в менее населенное место жительства. Панкратов на это сообщение послал 17-го правительству телеграмму: «Оградите нас от суворинской провокации». «Газетная спекуляция», как выражается Панкратов, усилившаяся в первые дни после октябрьского переворота, когда стали писать о «побеге Царя», отравляла ему существование и осложняла положение в Тобольске.

То, что делается привычным, естественно, теряет остроту новизны. Жильяр отмечает, что у ранней обедни семья бывала «почти одна». В январе 18 г. А. Ф. писала Вырубовой: «Люди милые здесь, все больше киргизы. Сижу у окна и киваю им, и они отвечают, и другие тоже, когда солдаты не смотрят».

«Большинство солдат отряда произвело на меня отрадное впечатление своей внутренней дисциплиной, – рассказывает комиссар свое первое впечатление. – За исключением немногих наш отряд состоял из настоящих бойцов, пробывших по два года на позициях под огнем немцев, очень многие имели по два золотых георгиевских креста. Это были настоящие боевые, а не тыловые гвардейцы».

Писаревский, очевидно, не был большевиком; скорее всего, он принадлежал к какому-нибудь оттенку меньшевиков-интернационалистов, часто занимавших пробольшевистскую позищию. После октябрьского переворота он сделался председателем совета. Между тем большевистские мемуаристы определенно говорят, что им удалось устроить переворот и свергнуть «меньшевистско-с-р-головку» лишь в марте.

Как пример, Кобылинский приводит недовольство на неполучение «суточных». Чтобы «замазать рты» и предупредить неприятности на этой почве для семьи (стали говорить про Царя: «хоть и арестован, у него мясо в помойку кидают»), Кобылинскому пришлось делать заем у губернского комиссара и выплачивать суточные. Это было уже, как устанавливает царский дневник, через месяц после переворота, когда солдатский комитет отправлял в центр делегацию.

В дневнике Шнейдер под 31 марта сказано, что для тобольских узников введен «царскосельский режим». То же отмечено и в дневнике Царя. Это показывает, что первые месяцы пребывания в Тобольске, несмотря на все ненужные стеснения, царская семья почувствовала облегчение.

Часть 2

13 декабря в петербургских газетах можно было прочитать аналогичное заявление и от отряда особого назначения, подписанное шт.-кап. Аксютой.

Постановлено было, чтобы за домашним богослужением присутствовали представители солдат. Таким образом, комитет «пробрался в дом», с чем Кобылинский успешно ранее боролся.

Дневник царский отмечает обыск коменданта «с помощью офицера и двух стрелков».

В дневнике отмечаются и стрелки 1-го полка.

В советской историографии это называется свободным распоряжением в Тобольске теми миллионами, которые имелись у Романовых (Быков).

Прислуге разрешено было ходить в город в случае неотложной надобности.

Впоследствии в Голопутовское была послана карательная экспедиция, которая и воздала «должное защитникам царя» (Быков).

Интересно, неужели в действительности наивный швейцарец так все и записывал в свой тогдашний дневник! Думаю, что текст «дневника» составлен задним числом, т.е. «дневник» является лишь литературной формой воспоминаний.

По этой версии Соловьев говорил N., что всех идущих в Тобольск офицеров без его разрешения он выдает совдепу.

Для характеристик заговорщиков Соколов передает, как попутно он исполнял поручение П. и возил в один из подмосковных монастырей тюк прокламаций для передачи союзу хоругвеносцев – в них призывали организовываться в ячейки для созыва в ближайшем будущем Всероссийского Земского Собора. Вручение прокламаций связывалось с поручением установить связь с командой выздоравливающих в монастыре. Председатель союза хоругвеносцев, услыша имя П. и увидя тюк прокламаций, чуть ли не со слезами начал говорить: «Ах, оставил бы ты нас в покое, что я буду делать с этими бумажками…» В монастыре и вместо 300 офицеров оказалось 100 увечных солдат.

Соколов говорит, что накануне, проходя мимо губернаторского дома, он и его друзья увидели в. кн. Татьяну; при их приближении она быстро побежала вниз и вернулась в сопровождении трех сестер и наследника.

О мытарствах шести офицеров из группы упомянутого ротм. Л., выехавших из Москвы 10 – 11 января и доехавших до Тюмени, между прочим, было рассказано в «Часовом» участником поездки кн. А.Е. Трубецким. В его воспоминаниях говорится, что прис. пов. П., пытавшийся безуспешно привлечь в организацию Сер. Е. Трубецкого и А. И. Кривошеина и достать деньги у французского посла Нуланса, предпринял «опасную авантюру» на свой риск.

Удивительно откликается текст Быкова, обнаруживший тем самым всю свою элементарность: московская группа послали уполномоченным «некоего Кривошеина».

Лишь малая осведомленность и привычка рассказывать с чужих слов привели к тому, что дочь Боткина, удивляясь, что никто не пытался проверить сведения, доставляемые Соловьевым в центр, пишет, что «один только гр. Ростовцов, управляющей делами Их Величеств, догадался прислать со своим доверенным человеком деньги для И. В. к моему отцу, и эти деньги в количестве 80 т. были взяты впоследствии кн. Долгоруковым… в Екатеринбурге». Сведений о приезде доверенного лица Ростовцова нет. Вероятней всего, мемуаристы спутали здесь с данными о приезде Штейна.

В »публицистическом» дневнике Пасманика, печатавшемся в «За Свободу», в № от 31 марта 30 г., имеется такая запись слов Савинкова… «Я был тем, кто снабжал Николая II деньгами через преданных офицеров». Что здесь от неверного восприятия одним собеседником и от излишней склонности другого преувеличивать свою инициативу?

Б. «секретарь» Распутина.

Между показаниями Маркова 2-го и его соратника по союзу Соколова противоречие – последний говорит, что «из кружка Вырубовой» они раньше были предупреждены о деятельности Соловьева.