Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения

Телеграмма отмечает жертвы с обеих сторон. Следствие установило, что мнимый «бандит», труп которого был найден у школы после увоза заключенных, оказался местным крестьянином, задержанным за несколько дней перед тем алапаевской чекой.

В указанной выше беседе Белобородова дается определенное, но малоправдоподобное, указание: «В ту же ночь в Алапаевск был сейчас послан отряд отборных красноармейцев во главе с Войковым» (?).

Он был расстрелян Ч. К. в сентябре, как и шофер в. кн. Борзков.

Служащий «Королевских номеров» Кобелев показывал, что за великим князем предписывалось следить «старым служащим» в номерах, о чем с них взяли подписку за два дня до приезда Михаила Александровича. Кобелев обязан был каждый день записывать на листке бумаги все, что он замечал, и передавать коменданту. Вся гостиница была полна сыщиков из Ч. К., ни шагу Михаил Александрович не мог сделать, чтобы его кто-либо издали не сопровождал.

Прап. Корсуновский даже имел при себе «документ», составленный Мясниковым: «Комитет спасения династии Романовых и родины уполномачивает Корсуновского спасти вел. кн. Михаила Александровича по известному ему плану. Комитет просит его высочество (вероятно, в подлинном документе тех дней этот титул писался бы с большой буквы) следовать всем указаниям Корсуновского». Письмо это было вручено вел. кн. Корсуновским 24-го во время обычной прогулки М. Ал. на берегу Камы. Итак, М. Ал. был предупрежден. Между тем свидетели, присутствовавшие при увозе (старый номерной Кобелев и владелец магазина уральских камней Куруминов, живший также в «Королевских номерах»), одинаково показывали, что Мих. Ал. сопротивлялся увозу и пытался говорить по телефону. Куруминов показывал: «31 мая между семью и девятью часами вечера мы играли в карты и вдруг услышали шум в коридоре. Мы все выбежали и увидали следующую картину: около великого князя стояло несколько вооруженных револьверами человек и шумно с ним объяснялись. Михаил Александрович отказывался за ними следовать, требуя ордера совдепа. Они ему отвечали, что никакого ордера не нужно – они сами-де начальство, и грозили взять его силой. Один стоял у телефона с револьвером в руках… Вдруг один из пришедших вплотную подошел к великому князю и стал ему что-то шептать на ухо. Вел. кн. удивленно на него посмотрел, с секунду поколебался, взглянул на Джонсона и пошел к себе в номер. Кобелев добавляет, что Михаил Александрович, взяв шляпу, вышел. Джонсон стоял в нерешительности. Видно было, что он в чем-то сомневался. Наконец, все тронулись и, усевшись в двух экипажах, выехали. В это время стало уже темнеть…»

Указывается и персональный состав группы: Марков, Иванченко, Жужков и Колпашников.

О Джонсоне ничего не говорится – может быть потому, что советские в споре с Лондоном о вознаграждении семьи отрицали убийство английского гражданина.

Ган, с ссылкой на показания Малых (?), говорит, что под влиянием этих сообщений М. А. посетил Совет, где его успокоили, сказав, что знают об его лояльности.

«Мы узнали о сожжении трупа только тогда, когда к нам доставили двух рабочих, которые в пьяном виде разболтали тайну» – их расстреляли.

С Голощекиным (таково мнение Соколова): разговор шел о положении на фронте. Голощекин знал стратегическое положение, так как был в областной военной комиссии, кроме того, он был на «ты» со Свердловым.

У Дитерихса есть сообщение, которое могло бы иметь подтверждающее значение, если бы некоторая хаотичность изложения, присущая автору книги, не заставляла в данном случае относиться вдвойне осторожно к тексту. Дитерихс говорит, что официальное объявление екатеринбургского Совета о расстреле, появившееся 21 го, «было составлено с пропуском в черновике его чисел месяца» «еще до убийства царской семьи», что следует из телеграммы, досланной «как проект объявления» еще утром 16 июля. У более точного Соколова нет и намека на существование подобного «проекта объявления» в материалах следствия.

Весьма вероятно, что статья Юренева и была написана на основании нового текста Быкова – ничего «нового» в статье не было. Возможно, что отклик «Красной Газеты», редактируемой находящимся в «оппозиции» Сафаровым, объяснялся партийными счетами – желанием подчеркнуть, что в преступлении 18 г. участвовал и центр.

В первоначальном тексте Быков относил обсуждение вопроса о «расстреле Романова» к концу июля, когда «бесконечно левые» с. р. «настаивали на скорейшем расстреле, обвиняя большевиков в непоследовательности».

Урицкий также был в Москве в дни пребывания там Голощекина.

В »Уральском Рабочем» еще до приезда в Екатеринбург будущих алапаевских узников писалось: «В красную уральскую столицу скоро прибудут гости: бывшие члены Романовского отродья… Они скоро предстанут перед народным судом вместе с кровавым палачом рабочего класса Николаем Романовым».

Согласно екатеринбургской молве, попавшей в английскую «Белую книгу», Ленин ответил: «делайте, что хотите»; по другой версии он сказал: «действуйте в соответствии с постановлением Совета». Белобородов в указанной беседе в д. Барвихе утверждал, что екатеринбургский совдеп на свой запрос центра об инструкциях получил на имя Белобородова и Войкова ответ за подписью Якова Свердлова: «поступайте по своему усмотрению». Белобородов показывал даже своим собеседникам «розовый телеграфный бланк». Не вяжется такой ответ со всей предшествующей конспирацией.

Некоторая неряшливость в обращении с фактами, столь свойственная полумемуарным историческим изысканиям Керенского, привела его к утверждению, что в июне – июле были расстреляны все члены императорской фамилии, находившиеся в пределах РСФР. Между тем арестованные позже вел. кн. Пав. Алекс., Ник. и Геор. Мих., Дм. Конст. были расстреляны уже в период «красного террора» в феврале 19 г. в Петропавловской крепости – формально как «заложники» за убийство Розы Люксембург и Либкхнехта. Князь Гавр. Конст. был освобожден по предстательству Горького, перед которым ходатайствовал член пол. кр. креста доктор Манухин.

Бурцев в свое время также доказывал, что Царь убит по решению Ц.К. большевиков и «по настоянию Ленина». В действительности позиция Ленина в эти дни была иной: он полагал, что в случае крушения большевизма тактически выгодно содействовать восстановлению реакционной монархии.