Борис Тебиев - Россия на перепутье эпох. Избранное. Том I

Важное внимание проблеме метода экономической науки уделял и Н. Х. Бунге. Критикуя английскую умозрительную школу, к которой он относил и Маркса, Бунге отмечал, что недостатки, представляемые неверными положениями или шаткими гипотезами, принятыми за основание для выводов, а также признание необходимости правильных наблюдений, пригодных для извлечения из них положений, служащих для дальнейших выводов, наконец, неразрывная связь между обоими научными приемами приводят к убеждению, что защита выводного метода, как единственно истинного, не выдерживает критики.

Характеризуя творчество Дж. С. Милля, как последователя английской умозрительной школы, Бунге писал, что знаменитый некогда экономист оправдывает употребление выводного метода в политической экономии тем, что наведение не применимо к общественным явлениям, которые не могут быть воспроизведены опытом и никогда не бывают совершенно похожи друг на друга. Выводы из гипотез, или из эмпирических законов явлений допускают по Миллю поверку научных истин или самими явлениями, или поставлением априорных выводов в связи с общими началами человеческой природы. Но против этого должно заметить, что если нельзя воспроизводить общественные явления по произволу, то запас статистических данных может быть достаточен для того, чтобы экономист не нуждался в этом воспроизведении, и если два явления не совершенно тождественны, то однородные их элементы дают материал, иногда годный для наведения. Таким образом, науке предстоит усвоить себе метод положительных знаний, то есть пользоваться не подбором данных и наблюдений для осуждения заранее осужденного на основании предвзятых гипотез, или априорических мнений, не искать подтверждения уже принятых за непререкаемые истины недостаточно обоснованных положений, а делать наблюдения для извлечения из них основных положений и пользоваться последними для выводов.

В отличие от Левицкого, являвшегося, как уже отмечалось, приверженцем школы Менгера, более привлекательным Бунге считал подход его оппонента Шмоллера. Важную заслугу Шмоллера Бунге видел в стремлении освободить экономическую науку от догматики англо-французской утилитарной философии и «поставить ее физиологически и исторически глубже на твердой почве». Уже первое крупное сочинение Шмоллера «К истории германской мелкой обрабатывающей промышленности» (1870), по мнению Бунге, «несмотря на свой специальный предмет, может служить образцом, как следует пользоваться историко-статистическим материалом, и показывает, к каким выводам приводит правильная его разработка» [20]. Затрагивая разнообразные социальные вопросы, отмечал Бунге, Шмоллер не спешит с предложением рецептов для водворения общественного благосостояния, но анализирует экономические явления в связи со всеми другими, с которыми они соприкасаются в жизни народа. История и статистика служат Шмоллеру не для того, чтобы уложить сделанные наблюдения в известные рамки, а для того, чтобы этими наблюдениями выяснить действительные причины совершающегося и указать на способы содействия тому, что требует поддержки, и борьбы с тем, чему следует оказать противодействие. Противопоставляя теорию Шмоллера учению Маркса, Бунге писал, что Шмоллер не принадлежит к числу доктринеров, у которых из несомненных положений, из слишком смелых гипотез развиваются целые системы. «Вместо того, чтобы строить последние, он при помощи известных общепризнанных истин показывает, как создается материал для науки и в каком смысле разрешаются текущие экономические вопросы» [21].

В критике «Капитала» Маркса его либеральные оппоненты особое внимание уделяли теории прибавочной ценности (стоимости) как квинтэссенции всех теоретических построений немецкого ученого [22].

Рассматривая ценность как категорию обмена, де Роберти писал, что марксова теория прибавочной ценности представляет собой всего лишь искусно придуманную игру понятий, лишенных серьезной исторической основы. «Ценность, в глазах Маркса, – отмечал де Роберти, – происходит от преодоления живым трудом известных трудностей, отделяющих средства для удовлетворения наших потребностей от самого удовлетворения, но отсюда к определению ценности мерою власти природы над человеком очевидно только один шаг. Не менее ясно и то, что полезность Маркс принимает как экономическое свойство, стоящее в обратном отношении к ценности или, другими словами, как меру власти человека над природой» [23].

В этой связи де Роберти полагал, что взгляд Маркса на «процент с капитала» как на неоплаченный труд или как на избыток над заработной платой, величина которого находится в обратном к ней отношении, должен был привести Маркса к формулированию закона прогресса, по которому «ценность труда» должна повышаться, а «ценность капитала», или процентная прибыль, постоянно понижаться.

Де Роберти первым среди российских критиков отметил не оригинальность марксовой теории прибавочной ценности. По его мнению, «Маркс только выводит из известного положения Рикардо о ценности все скрытые в нем последствия и облекает их в самую выгодную для социалистических требований форму». Де Роберти считал, что Маркс смотрит на экономические факты еще с распределительной точки зрения, что он «остановился на пол дороге между социализмом и наукой» [24].

Многие последующие критики теории прибавочной ценности также не находили в ней ничего оригинального и считали, что Марксом сделан не шаг вперед по сравнению с постановкой этого вопроса классической школой, а шаг назад [25].

Большой интерес с точки зрения общего понимания отечественными либеральными экономистами природы ценности представляют суждения, которые высказывал по этому поводу Бунге, критически анализируя учение близкого по своим воззрениям к Марксу немецкого экономиста К. И. Родбертуса. Не подлежит сомнению, утверждал Бунге, что труд не составляет единственной производительной силы, что в производстве работают не одни мышцы человека, а также стальные мышцы машин, органические и неорганические силы природы, накопленные материальные и духовные средства, наконец, и весь организм более или менее развитой общественной жизни. Все эти силы создают не только годность, но и ценность произведений, выражающую степень необходимости и доступности последних для человека.

Несомненно, что и собственность, как совокупность средств, находящихся в обладании человека, и как итог известной принадлежащей ему ценности, отмечал Бунге, составляет результат предшествовавшего производства и условий, под влиянием которых она образовалась. Рассматривая собственность, как ценность, нельзя не признать, что она создается трудом, капиталом, природою и общественными условиями, а, между прочим, и тем, что современные германские экономисты называют конъюнктурами, т. е. стечением случайных обстоятельств. Так, например, ценность земли возрастает независимо от сделанных в нее затрат, вследствие проведения дорог, увеличения населения и пр. Политическая экономия и развивающееся под влиянием ее законодательство стремятся к тому, чтобы обратить в общественное достояние ту ценность, которая образуется общественными условиями, и обеспечить человеку собственность, составляющую результат производства и его сбережений [26].