Андрей Воронов-Оренбургский - Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо

Все, кто бежал в горы, кто уберегся от ахильчиевских сабель, кто был еще способен держать в руках оружие − мстили теперь убийцам. С мужьями, отцами и братьями абречили женщины. Укрывшись в скалах, в дремучих лесах, кровники не уставали отливать пули и шептать заклинанья над ними. Тайком, по козьим тропам спускались они с гор, под видом мирным крестьян просачивались в дружественные селения, скупали на рынках «промысловый» порох 82, сушеное мясо, муку.

Что ни ночь − шум и тревога в Аргунском ущелье.

− Убили! Хожбауди − убили! У родника Мовчи и Саламбека бехоевцы зарезали! Дадай, беда! Безысходная беда! Будьте вы прокляты, шакалы! Да иссохнет ваш род, ядовитые змеи!

…Но больше других мстил и наводил суеверный ужас на ахильчиевцев вчера еще никому не известный юноша − полукровка Дзахо Бехоев. Как демон, как хищный ненасытный зверь, бесшумно рыскал он вокруг погруженного в траур аула; терпеливо выжидал время для стремительного броска с одной лишь целью − добыть новую кровь за свою родню. Точно проклятье Тьмы, он объявлялся на горных тропах; зажатые теснинами и курящимися туманами пропастями, они являлись добрым подспорьем для абреческой мести. Много раз выходил так на дорогу Дзахо. Много раз убивал. Его сталь и свинец не знали пощады и промаха. Смелых, отчаянных нукеров Джемалдин-бека убивал Бехоев, родственников его убивал. Надо было всю породу покончить. Словом, мстил Дзахо. Хорошо мстил − люто. Потому что горец, абрек, потому что мужчина.

Плохо − потому что еще больше новых кровников приобрел Бехоев. Потому что ближе призвал свою смерть. Из соседних и дальних, из совсем далеких аулов стали охотиться люди за его кровью. Для того, чтобы выйти к ручью напиться, он, как зверь, делал большой круг, изучал чужие следы, путал свои, подолгу выжидал, прежде чем утолить жажду. И, как молитву, не уставал повторять абреческую заповедь: «Ночью не курить. Огонь не разводить. Винтовку держать в чистоте, порох сухим, лошадей под седлом… Мало говорить − много слышать. Никому не верить. Бороться со сном. Помнить, что всякая опасность может продолжаться не более получаса: или тебя убьют, или ты убьешь − главное, иметь терпение на полчаса».

…По воле Аллаха оказавшись в отряде шалинского мюршида Занди, Дзахо принял Газават, обвязал папаху белой чалмой − и сразу получил защиту. Вздохнул свободнее. Слава Небесам − среди мюридов не было родственников его канлы. Можно было спокойно спать у костра, завернувшись в бурку, не озираясь, точить шашку. И Дзахо Бехоев стал со рвением отливать пули против Белого Царя. Но не потому, что с ним враждовал великий, непримиримый Шамиль. Чалму послушник Бехоев стал носить не ради имама, а для спасения своей правоверной души. Дзахо ненавидел гяуров, пришедших с оружием в его свободную и гордую страну, потому что любил каждый камень на горных тропах своей Чечни.

Охваченные пламенем равнины могут погаснуть, но огонь праведного гнева и мести в сердце горца − никогда. «Разве огонь, горящий в груди джигита, боится крови? Он даже ищет крови, как умирающий от жажды − воды… Он даже просит крови, как пустыня − воды. Иссохшие, истрескавшиеся, опаленные, сожженные внутренним огнем губы разве не шепчут: “Воды, воды!”?

Вода и огонь… как месть и кровь, из века в век сопутствуют друг другу.

Горы просят огня, а долины − воды. Кавказ − это и горы и долины. Он просит и огня и воды» 83.

…Выйти же к Шамилю с открытым сердцем Дзахо не мог, а тверже не желал: через него − имама Шамиля − ахильчиевцами были убиты его родственники, погибла Бици, разрушен был до основания родовой дом, осквернен источник. А для каждого горца это святые понятия: «Очаг − сердце дома, родник − сердце аула».

Между тем война бросала Дзахо по всему Кавказу 84: в каких только горах ему не пришлось побывать, какие племена не увидеть…

…Летучий отряд мюршида-мазуна. 85

Занди то рассыпался на части, то вновь соединялся, грозно блистая шашками перед форпостами врага; проходя через разоренные русскими аулы, мюриды не забывали помочь одноверцам: раздавали мясо, муку, зерно, делились порохом и свинцом, делились последним…

…Грозные сороковые пушечным громом и огнем прокатились по Северному Кавказу. Перевалы Чечни, Ингушетии, Дагестана были черны от беженцев. Горные тропы возносили с равнин на хребты десятки тысяч восставших людей. Их глотки задыхались в проклятиях, их чувяки и чакмаи 86не знали подметок; из ступней сочилась черная кровь, а студеный, пронизывающий до костей ветер горных вершин рвал и вздымал лохмотья их одежд.

…Весной 1840 года жители Чечни и горной Ингушетии вновь взялись за оружие и присоединились к Имамату. Многие из ранее назначенных царскими приставами старшин бежали в новую столицу горского сопротивления − Дарго 87. Вожди приходили к Шамилю и разбивали перед ним о камень старшинские значки.

…Свыше двадцати лет даргинцы оставались в подданстве России. В 1826–27 годах они не откликнулись на призывы эмиссаров шахской Персии вынуть клинки из ножен против «неверных». Однако их горячие сердца не смогли остаться в стороне от священного Газавата под руководством имама Шамиля, и осенью 1843 года огромное ополчение Акушинского союза 88приняло участие в походе на взявшую сторону русских Аварию. А к сорок пятому году вся земля на Восточном Кавказе уже горела под ногами царских сатрапов. Котлы и жерла каньонов дымились адским пламенем пожаров и пролитой в сражениях кровью, как некогда во времена бесстрашного Бейбулата. 89И вновь, как десять, двадцать, тридцать лет назад, горцы перегораживали ущелья и тропы убитыми конями, обрушивали снежные лавины на солдат, устраивали обвалы в горах, взрывая порохом скалы, сами срывались орлами с высоких крепостных башен и круч на штыки!.. Именно в эти годы и дни менялся «не только внешний облик Кавказа, но даже названия мест и рек. Авар-Койсу стала называться Кара-Койсу − Черной рекой. Появились Раненые Скалы, Ущелье Смерти, кроваво прославилась река Валерик, остались в народной памяти Военная Тропа Шамиля, Дорога Шамиля, Танец Шамиля».

…Новые карательные экспедиции государевых войск не заставили себя ждать. В начале 1844 года на Кавказ прибыли: 13-я и 15-я пехотные дивизии и маршевые батальоны 16-й, 17-й и 18-й. Здесь собрался, таким образом, весь V корпус генерала Лидерса и часть VI. Вместе с линейными батальонами и казаками численность русских войск была доведена до 150 тысяч. Весной 1844 года предложено было укрепиться на Аварском Койсу и, обратившись на Чечню, разгромить «осиное гнездо» − Дарго, а на Дагестан произвести диверсию. Эта последняя была возложена на генерала Пассека, разбившего 3 июля у Гилли Кибит-Магому − одного из виднейших наибов Дагестана. Однако труднодоступная горная местность, изрезанная ущельями, бурными реками и непроходимыми лесами, отнюдь не благоприятствовала действиям крупных масс войск и их тяжелых обозов. Вскоре дела пошли совсем скверно и, как следствие, − взялись за оружие те племена, которые до сих пор оставались в стороне. Все последующие попытки правительственных войск покарать «огненный» Имамат разбились о волну всекавказского гнева и ярости.