Илья Ульянов - Русская пехота в Отечественной войне 1812 года

Гренадер Алексеев повернулся лихо и вышел из корчмы бодро, как ни в чем не былый. Полковник, стоя оцепенело, сложа руки на груди и выпав на выставленную вперед левую ногу, глядел на выходившее из корчмы свое любезное везде-храброе чадо.

Когда дверь корчмы затворилась и скрыла от глаз наших ужасного мстителя нарушения клятвы… полковник, тронутый до глубины сердца состраданием, всплеснув руками, сказал: «Всевышний Отец! Прости мне это нечаянное осуждение и казнь неумышленную малодушных преступников клятвы пред Тобою всуе данной и страдание безрассудной матери их – страдание вечное!» Но делать было нечего. Полковник немедля сел на мое место к столу и написал письмо к корпусному командиру своему графу Остерману, известив его искренне и подробно о происшествии, просил себе и гренадеру Алексееву прощения от вышнего начальства…

Чрез четыре дня полковой командир Карпенков получил на марше около местечка Белыничей, от графа Остермана между прочими предписаниями полку нашему и следующее: «…храброму усердному гренадеру Алексееву вручить от меня приложенные здесь пять червонцев и, ежели нет по службе его никаких препятствий, произвести в унтер-офицеры». Что и было тогда же исполнено вручением ему денег и нашивкою золотых галунов. Отслужа все кампании той войны, по возвращении в Россию он, по 20-летней службе и многим ранам, выпущен в отставку с пенсиею на знак отличия ордена Св. Георгия» [126, стр. 213–216].

Ульянов И. Э. в форме поручика Московского гренадерского полка. 1812 г. Реконструкция.

Офицерский корпус армии преимущественно комплектовался представителями потомственного дворянства. Дворяне, добровольно вступая в армию сразу в унтер-офицерском чине, должны были прослужить 3 года для получения первого офицерского звания, хотя в ряде случаев этот срок менялся. Дворяне также могли пройти курс профессиональной подготовки в ряде военно-учебных заведений. К началу царствования Александра это были 1-й и 2-й Кадетские корпуса, Шкловский кадетский корпус, Императорский Военно-Сиротский дом. Пажеский корпус, состоявший в Придворном ведомстве, только в 1802 г. был причислен к числу вузов. Шкловский корпус в 1807 г. перевели в Смоленск и назвали, соответственно, Смоленским. В 1812 г. «для образования в военную службу детей финляндских уроженцев» учредили Гаапаньемский Топографический корпус.

Дворянам с 16 лет и студентам университетов разрешено было вместо поступления на правах унтер-офицеров в полки проходить курс первоначального обучения в Дворянском полку при 2-м Кадетском корпусе. В полку дворяне в течение краткого времени знакомились с «порядком службы», учились строевым приемам и стрельбе, получали ряд познаний об обязанностях офицера. Только за время войны 1812 г. из Дворянского полка было произведено 17 выпусков, давших, среди прочих, 984 офицера армейской пехоты. Выпускникам Дворянского полка с 1810 г. из Кабинета Его Величества отпускали по 50 рублей на первоначальное обмундирование (хотя на эти деньги можно было приобрести лишь некоторые предметы офицерской экипировки).

По воспоминаниям Н. А. Андреева, в полку в первое время служили и старые, и малые, нередко отцы вместе с сыновьями. Учились все, кто не знал русской грамоты и первых четырех правил арифметики. В 1811 г. вместе с добровольцами из полка Андреев был произведен в офицерский чин и направлен в формирующийся 50-й Егерский полк 27-й пехотной дивизии [87, стр. 178].

Общее количество офицеров русской армии, получивших специальное образование, даже при учете весьма слабо образованных выпускников Дворянского полка, не превышало 22–23 % от общей численности офицерского корпуса.

Свыше 13 процентов офицеров имели недворянское происхождение. Солдатские дети могли быть произведены в офицерский чин после 8 лет выслуги в унтер-офицерских чинах, а вольноопределяющиеся – после 4 лет; и те и другие после 15 лет службы унтер-офицерами имели право выйти в отставку с получением первого офицерского чина. Военнослужащие из духовного сословия могли претендовать на офицерский чин после 8 лет выслуги унтер-офицерами. Рядом преимуществ при производстве в офицеры пользовались военные поселенцы и однодворцы. Для подавляющего большинства недворян условием получения первого офицерского чина была 12-летняя выслуга в унтер-офицерских званиях. И все-таки необходимо учитывать, что все вышеприведенные строгие сроки в реальных условиях зачастую не выдерживались.

В рапорте М. И. Кутузова Александру I от 11 сентября отмечалось: «34-го егерского полка фельдфебель Золотов в бывшем сражении в 26-й день августа при Бородине за взятие французского генерала Бонами в плен по власти, высочайше мне данной, произведен в подпоручики…» [96, Ч. 1, стр. 285].

В приказе же по армии от 1 сентября оговаривался комплекс мер, направленных на пополнение сильно пострадавшего офицерского корпуса: «Лейб гвардии в пехотной дивизии выбрать к производству по два унтер-офицера выслуживших сроки и по пяти подпрапорщиков, отличившихся неустрашимостью, которых его светлость произведет в офицеры в армейские полки; рядовым даны будут знаки военного ордена.

Полки обеих армий и артиллерии выберут к производству достойных портупей-прапорщиков, подпрапорщиков и самих унтер-офицеров, рядовым даны будут знаки военного ордена, сколько их найдено отличнейших…» [44, стр. 456, 457]

Дальнейшее чинопроизводство обер-офицеров зависело от открывающихся в полку вакансий. Шеф или командир полка выдвигали кандидатуру офицера на повышение в чине и после обсуждения со штаб-офицерами утверждали ее, причем зачастую служебные достоинства или человеческие симпатии перевешивали соображения старшинства, и на повышение шли более молодые офицеры. Еще более субъективным было повышение «за отличие», которое в реальных условиях вызывало немало недовольства. Штаб-офицеры производились на вакансии, открывающиеся во всей армии.

Широко варьировался возраст офицеров. В армию нередко принимали 15-летних, а в отдельных случаях – и более молодых недорослей. В сражении при Салтановке рядом с командиром 7-го корпуса Н. Н. Раевским сражались его сыновья – прапорщик 5-го егерского полка 17-летний Александр и прапорщик Орловского пехотного полка 11-летний Николай. Раевский-старший в письме жене с гордостью писал: «Николай, находившийся в самом сильном огне, лишь шутил. Его штанишки прострелены пулей» [135, стр. 215].

В целом же «средний возраст прапорщиков… равнялся 24 годам, подпоручиков и поручиков – 25 годам, штабс-капитанов… – 28, капитанов… – 30, майоров – 34, подполковников 37, полковников – 38 годам» [158, стр. 139]. Таким образом, русские офицеры были на 5–7 лет моложе офицеров соответствующих чинов наполеоновской армии.