Андрей Никитин - Основания русской истории

В отличие от предположений ряда историков, оккупация Киева поляками продолжалась не один месяц. Точное время называет Галл Аноним: «Болеслав в течение десяти месяцев владел богатейшим городом и могущественным королевством русских и непрерывно пересылал оттуда деньги в Польшу; а на одиннадцатый месяц, так как он владел очень большим королевством, а сына своего Мешко еще не считал годным для управления им, поставил там [в Киеве] на свое место одного русского, породнившегося с ним, а сам с оставшимися сокровищами стал собираться в Польшу»58. В новелле ПВЛ виновником ухода Болеслава представлен «безумный Святополк», который дал приказ избивать «ляхов» по городам, в результате чего Болеслав «бежа ис Кыева, воизма имение и бояры Ярославле и сестре его, и Настаса пристави десятиньного къ имению, бе бо ему вьверилъ лестью» [Ип.,131]. Вряд ли так могло быть. Комментируя этот странный приказ Святополка, который вошел в Киев «на польских пиках», А.А.Шахматов предположил здесь отражение ситуации 1069 г., связанной уже с Болеславом II, сделанное «лицом, пережившим события 1069 г.»59.

Подтверждением такой датировки данного рассказа (т.е. после 1069 г.) может стать упоминание о судьбе «Настаса десятиньнаго», являющееся логическим завершением истории «Анастаса Корсунянина», который периодически возникает на страницах ПВЛ, начиная с описания осады Корсуня и кончая построением церкви Богородицы Десятинной в Киеве, что с несомненностью указывает на руку уже известного читателю «киевлянина-краеведа». Таким образом, и в этом случае литературная версия событий (ограбление Киева, увод людей) находит подтверждение у двух независимых от ПВЛ хронистов. Вместе с тем, Галл Аноним позволяет установить примерное время ухода Болеслава: если тот вступил в Киев 14.8.1018 г., то указание «на одиннадцатый месяц» может означать только вторую половину июня 1019 г., после чего, по словам летописца, «Святополкъ же нача княжити в Кыеве, и поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка, и бежа Святополкъ вь печенегы» [Ип., 131].

58 Галл Аноним. Хроника…, с. 36.

59 Шахматов А.Л. Разыскания…, с. 440-441.

Но почему не к Болеславу? На это можно ответить совершенно определенно: чтобы Ярослав мог разгромить окончательно Святополка на Альте, месте убиения Бориса. И здесь исследователь сталкивается с новой проблемой, поскольку весь этот рассказ, помещенный в качестве отдельной годовой статьи - 6527/1019 г. - оказывается списком соответствующей новеллы «Сказания, и страсти, и похвалы Борису и Глебу»60, оставляя в неизвестности, где этот текст является исходным, первичным, а где - заимствованным.

При всём параллелизме текстов, который распространяется и далее на описание кончины Святополка «в пустыне межи чяхы и ляхы», единственной приметой первичности рассказа ПВЛ по отношению к «Сказанию…» может служить замечание «и есть могыла его и до сего дне» 61, характерное для «киевлянина-краеведа», которое сохранилось в Лаврентьевском списке ПВЛ [Л., 145], а в Ипатьевском дано в несколько измененном виде: «есть же могила его в пустыни той и до сихъ днии» [Ип., 132]. Так получается, что новелла ПВЛ была использована автором «Сказания…», хотя существует более вероятное объяснение, что «Сказание…» было написано (или переработано) тем же самым «краеведом-киевлянином», которому принадлежит основной массив текстов этой части ПВЛ. Впрочем, и в этом случае остается вопрос, который сейчас не поддается разрешению: что от чего зависит - убийство Бориса на Альте от места последней битвы, или место этой битвы от места убийства Бориса, - поскольку их взаимная обусловленность в «Сказании…» не подлежит сомнению.

Вот почему я считаю фразу, завершающую в ПВЛ новеллу 6526/1018 г. (как мы теперь выяснили - 1019 г.), «поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка», своего рода итоговой, результатом стараний «Константина Добрынича» и новгородцев, заявлявших «можемься еще битись по тобе» и собиравших «скот» (от «муж», от старост», от «бояр») для найма «варягов». Но чему предшествовали эти сборы? Дело в том, что заключительные фразы первоначального окончания этой новеллы читаются в компиляции НПЛ под 6524/1016 г., когда Ярослав, окончательно изгнав Святополка, «седе на столе отца своего Володимира и нача вой свои делити (т.е. оделяти), старостамъ по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ по 10 гривенъ всемъ, и отпусти ихъ всехъ домовъ, и давъ имъ правду, и уставъ списав» [НПЛ, 175]. Таким образом, речь идет не только о расче____________________

60 Успенский сборник ХП-ХШ вв. М, 1971, с. 54-55

61 Там же, с. 55.

те Ярослава с новгородцами, но и о получении ими приведенного затем текста Правды Руской, как следует из Комиссионного списка НПЛ. Никаких «варягов» здесь нет, хотя, согласно ст. 6526/1018 г., деньги («скот») собирались именно для найма «варягов», а это, в свою очередь, противоречит приведенному выше заявлению «Константина Добрынича» о готовности именно новгородцев «битись с Болеславомъ и Святополкомъ».

Действительно, несмотря на постоянное упоминание «варягов», в битвах Ярослава за Киев ударной силой выступают исключительно новгородцы, как в битве при Любече, так, судя по всему, и в походе 1019 г., заставляя думать, что сюжет с наймом «варягов», разошедшийся по тексту, первоначально представлял самостоятельную новеллу из жизни Ярослава, где «варяги» выступали в качестве единственной силы на стороне Ярослава. Вероятность такого предположения подтверждает рассказ ПВЛ под 6532/1024 г. о столкновении Ярослава с Мстиславом у Листвена, когда у Ярослава оказываются только «варяги», тогда как у Мстислава, кроме дружины, оказываются еще и «северы», в которых обычно видят черниговцев. Блестящее описание ночного сражения («и бывъши нощи, бысть тьма, и громове, и молънья, и дождь… и блисташася оружья, и бе гроза велика» [Ип., 135-136], превратившее эту маленькую новеллу о Красавчике Акуне/Якуне («и бе Акунъ лепъ, и луда у него златом истыкана») в один из немногих шедевров древнерусской стилистики первой четверти XII в., тем не менее, не дает ответа на вопрос, почему в решающее сражение «за землю Русскую», за право ею обладать, Ярослав вступает с горсткой «варягов», будучи не только новгородским, но уже и киевским князем, как следует из ПВЛ.

Но был ли в это время Ярослав киевским князем? При всей кажущейся неуместности такого вопроса ответ на него не может быть однозначным, поскольку вплоть до смерти Мстислава в 6542/1034 г. (который, как мы помним, является и годом заключения Судислава в «порубь»), основным местом пребывания Ярослава остается Новгород, откуда он воюет с Полоцком, ходит «кь Берестью», в Суздаль и пр. При этом единственной причиной, которая могла его удерживать в Новгороде, вдали от Киева, мог быть только третий наследник Владимира, по всей видимости, Судислав, которому Ярослав вынужден был уступить Киев. Если учесть, что битва при Листвене, точно так же, как и битва при Любече, происходила на подступах к Чернигову, т.е. на пути из Новгорода в Киев, появление здесь Ярослава и Красавчика Акуна/Якуна с «варягами», нанятыми на деньги