Андрей Никитин - Основания русской истории

новгородцев (после поражения Акун/Якун «иде за море»), можно рассматривать только как закончившуюся провалом попытку захвата Чернигова или Киева. В пользу этого говорит и «сеча в ночи», поскольку обычные сражения, вовлекавшие большие массы людей, происходили только в светлое время суток. Таким образом, при любом раскладе битва при Листвене оказывается схваткой двух братьев за Киев, причем действительное количество сыновей Владимира, или, более точно, количество «действительных», т.е. безусловно законных сыновей, заставляет подозревать в противнике Ярослава именно Судислава, которого даже после четвертьвековой отсидки в «порубе» необходимо было не только постричь в монахи, но еще и «привести к кресту» для утверждения его действенной лояльности по отношению к наследникам Ярослава [Ип., 151].

Предвидя возможные возражения по поводу замены Мстислава - Судиславом и не имея возможности объяснить появление Мстислава в тексте ПВЛ кроме как заимствованием его имени из каких-то «тмутороканских хроник», попавших в поле зрения «краеведа» в конце XI в., я могу предложить к рассмотрению только следующую версию: Мстислав был неизвестен Титмару, однако он был сыном Владимира, т.е. обладал наследственными правами. Но в таком случае, как расценить его равнодушие к наследству на протяжении целых девяти лет? Подобные прецеденты для той эпохи мне неизвестны, так что я не вижу возможности сколько-нибудь удовлетворительно объяснить этот странный феномен. Наоборот, предположение о том, что Мстислав появился исключительно под пером «краеведа», вроде бы подтверждается тем обстоятельством, что все упоминающие о нем тексты, начиная со ст. 6530/1022 г., где новелла о его единоборстве открывается трафаретным, отмечаемым только с начала 90-х гг. XI в. оборотом «вь си же времена…» [Ип., 134], так или иначе отмечены его стилистическими особенностями, начиная от синтагмы «и до сего дни» и кончая первым в этой череде «портретом»: «бе же Мьстиславъ дебелъ теломъ, черменъ лицемъ, великы име очи, храбръ на рати и милостивъ, и любяше дружину повелику, а имения не щадяще, ни питья, ни ядения не браняше» [Ип., 138.]

И все же предположение, что тмутороканско-черниговский Мстислав может быть лишь литературным персонажем, «фигуры не имеющем», опровергается его упоминанием в «Слове о полку Игореве», куда он, по-видимому, также, как и в ПВЛ, попал из какого-то произведения Бояна.

В ст. 6542/1034 г., сообщающей о смерти Мстислава, замечателен фрагмент, точно так же несущий на себе обработку «краеведа», который рассказывает о нападении печенегов на Киев в то время, когда Ярослав находился по своему обыкновению в Новгороде, т.е. за полторы тысячи километров бездорожья от места событий. Однако он не только успел собрать «воя многы, варягы и словены», но и прибыть в Киев, «войти в город свой», а затем, «исполчи дружину и постави варягы посреде, а на правей стране кыяны, а на левемъ криле новгородце» (заставляя вспомнить о таком же уподоблении «словен» - «новгородцам» в новелле о приходе Рюрика), выйти и стать перед городом. Сражение произошло «на месте, идеже есть ныне святая Софья, митрополья руская: бе тогда поле вне града», после чего бежавшие печенеги «тоняху в Ситомли» (той самой, где в 6573/1065 г. рыбаки выволокли детище со срамными удами на лице) «и тако погибоша, а прокъ их пробегоша и до сего дни» [Ип., 138-139]. Примечательность этого текста состоит в том, что, во-первых, он сохраняет явственные лексические приметы работы «краеведа» («до сего дни», тождество «словен» новгородцам), пренебрежение пространственно-временными дистанциями (вспомним такую же осаду Киева печенегами в ст. 6476/968 г., когда Святослав «вборзе» приходит с Дуная), любовь к топографическому комментированию («идеже есть ныне… бе поле вне града»), а, во-вторых, дает представление о принципах конструирования сюжета (если только это не результат позднейшей редактуры и перестановки фрагментов), поскольку данный эпизод должен был иметь место значительно ранее, в период использования печенегов Болеславом I против Ярослава и Киева, о чем писал в свое время Титмар, т.е. между 1016 и 1019 гг.62

Коснувшись методов работы «краеведа», следует остановиться на особенности, присущей всем новеллам о Ярославе, - его постоянным возвращениям в Новгород и обращениям за помощью к «варягам». Впервые на это его подвигнул конфликт с отцом, затем - необходимость похода на Святополка после того, как уже приглашенные «варяги» были избиты новгородцами, в третий раз - поражение от Святополка и Болеслава на Буге. Но только в четвертый раз эти безликие «варяги» персонифици____________________

62 М.Х.Алешковский совершенно правильно датировал это событие 1017 г., когда, судя по всему, и «погорели церкви» в Киеве, указав на хронологическую путаницу событий, однако совершенно напрасно, как мне представляется, относил это к гипотетическому «своду Всеволода» (Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. // АЕ за 1967 г. М., 1969, с. 29-30).

руются в образе «Красавчика Якуна в золотом плаще», «варяжского князя», который терпит поражение в битве при Листвене и уходит «за море». Конечно, ситуации могут повторяться, сохранившийся текст ПВЛ представляет собой только отрывки когда-то большого и стройного сочинения, ныне разорванного интерполяциями и сокращениями, но если просмотреть все четыре новеллы, в основе которых заложена одна и та же схема (Новгород, приглашение «варягов», поход на юг, возвращение в Новгород), возникает ощущение, что перед нами описания разных событий на основе одного прототекста. В этом убеждает как Акун/Якун, так и «двор парамонов».

Последний оказывается слишком характерной исторической приметой, чтобы она могла быть походя придумана древнерусским книжником. Поэтому мне представляется возможным, что изначально «двор парамонов» присутствовал в тексте, содержавшем рассказ об избиении «варягов», конфликте Ярослава с новгородцами, его выступления с Акуном/Якуном (без новгородцев), поражении, возвращении в Новгород и попытке бегства «за море», выступлении «Константина Добрынича» и о последующем победоносном походе на Киев, после которого новгородцы получили свою «правду» и «устав». Другими словами, сбор денег с новгородцев был связан с походом на Киев и завоеванием Киева, тогда как выступление Ярослава с Акуном/Якуном, скорее всего, последовало после конфликта с новгородцами. Отталкиваясь от фактографии такого прототекста и используя его реалии, «краевед» смог создать не только свой цикл рассказов о борьбе Ярослава со Святополком, но и продублировать их в сюжетах о Владимире и Ярополке.