Анна Богданова - Пять лет замужества. Условно

– К мэру на ужин иду, – гордо, с некоторым высокомерием молвила Анфиса.

– Ну и ну!

– Так-то. Да, кстати, если тебя кто-нибудь спросит, почему ты на банкет не пошла, скажи, не захотела. И не забывай: пока мы тут, ты мне сестрой приходишься! – Люся на эти слова «агакнула» по обыкновению и помчалась к Кларе Тихоновне за обедом для своей «сестры».

Героиня наша, переодевшись в ночную сорочку с вышитыми на груди невиданными цветами – то ли это были ромашки, то ли астры, может, и хризантемы – не разобрать, одним словом, мифическими какими-то цветами, выдвинула из-под кровати коробку, оклеенную весёленькими обоями с рыбками и утками и, поставив её перед собой на стол, принялась аккуратно перебирать листочки разной величины и окраски. Каких только инструкций и аннотаций здесь не было! И к средствам по уходу за телом, и к разнообразным кремам – ночным и дневным, была даже одна бумажка с пояснением для послеобеденной косметической мази, которую Анфиса использовала лет пять назад и с тех пор не встречала больше ни в одном магазине. Особое место в коробке занимали разнообразные инструкции по медицинскому применению всевозможных лекарственных препаратов – особенную страсть Анфиса питала отчего-то к снотворным и слабительным средствам – аннотаций к этим препаратам у героини нашей было великое множество. «Интересно, что будет, если выпить слабительное и снотворное одновременно? Наверное, эффект будет ошеломляющим!» – частенько размышляла она.

Распекаева вынула из внутреннего кармана замшевой сумочки аннотацию к волшебному препарату растительного происхождения, который никакого вреда организму не приносит, но в то же время позволяет есть все, что душе угодно, при этом не толстеть, и подобно читателю, что слишком долго ждал выхода новой книги любимого писателя в свет, принялась с неподдельным интересом читать показания к применению:

– Запоры, вызванные вялой перистальтикой толстого кишечника, – бормотала она себе под нос, – регулирование стула при... Странно, но тут ни слова нет о похудании! – недоумевала Анфиса и перешла к противопоказаниям. Больше всего, пожалуй, её волновали побочные эффекты и противопоказания. Почему – неизвестно, может, потому, что препарат, который используется при каком-то определённом заболевании, благодаря своим побочным действиям может применяться и при других, диаметрально противоположных недугах.

– Поставь, поставь, – бросила она вошедшей с подносом Люсе. – Иди, не мешай! – и компаньонка выскочила из номера хозяйки пробкой.

Анфиса же, ознакомившись с инструкцией вплоть до сведений, каким образом надлежит хранить кору крушины и как сие растительное сырьё отпускается из аптек, хихикнула отчего-то и, разгладив ладонью бумажку, припрятала памятку на самое дно коробки. Вдруг безымянный палец её скользнул по чему-то острому, будто по игле прошёлся. – Чёрт! Что ещё такое! – и Распекаева нащупала что-то хрупкое, рассыпающееся прямо в руке, – дурацкая роза! И зачем я её сюда запихнула?! – и она выудила со дна коробки то, что осталось от некогда яркого, алого, как гигантский сгусток крови, цветка. Хоть героиня наша, как было сказано выше, не склонна к сантиментам, всё же она засушила на память розу, которую ей однажды преподнес Юрик Эразмов. Но отнюдь не в память о том событии, по поводу которого роза в числе остальных цветов была им подарена, а по причине её несказанной красоты. А красоту Анфиса ценила больше всего на свете после здоровья и материальной обеспеченности. Впрочем, она считала, что без денег не может быть никакой красоты, да и вообще ничего не может быть.

И мысли о Юрике снова заползли в её голову...

Это было в конце прошлого лета. У Эразмова в жизни насупил тот редкий счастливый период, когда ему, проигравшемуся до трусов, улыбнулась фортуна и дала отыграться по полной программе – он у кого-то занял денег и не напрасно – Юрий выиграл солидную сумму и явился к своей зазнобе в шикарном светлом костюме, в шляпе и с охапкой кроваво-красных роз. Прямо на пороге он пал на одно колено и молвил:

– Королева моя! Выходи за меня замуж! Я завязал с прошлой своей беспутной жизнью, встал на путь истинный – обязуюсь быть тебе верным мужем и трепетным отцом наших будущих детей!

Распекаева тогда сразу отказывать ему не стала – она отлично знала, чем может ей обернуться отказ (Юрик снова вздумает прыгать с крыши или с моста) и промычала что-то вроде: «Конечно, конечно, но не сейчас, нужно немного подождать».

– Немедленно! – воскликнул Эразмов и потащил её в тот же день в загс. Они умудрились даже заявление подать, и Юрик начал было усиленно готовиться к свадьбе, растрясая свой довольно солидный выигрыш направо и налево – так, что уж через неделю у него в кармане не было ни копейки, и он снова стоял на коленях перед Анфисой, только совсем по другому поводу. – Фиска! Дай двести долларов! Не дашь – повешусь! – кричал он на весь подъезд.

– Вешайся! Делай, что хочешь, а денег у меня нет и замуж я за такого дурака не пойду! – Наша героиня была непреклонна даже в тот момент, когда Эразмов ползал по кафельному полу возле входной двери её квартиры и осыпал поцелуями Анфисины точёные, хоть и несколько полноватые ноги. – Пусти меня! – кричала она, пытаясь выдернуть свою красивую нижнюю конечность из его цепких рук. – Фантик ты, Эразмов, пустой человек! – она умудрилась высвободиться и захлопнуть дверь прямо перед носом у несостоявшегося супруга.

Потом, сидя на кровати, она представила себя в свадебном платье цвета топлёного молока с открытыми плечами и с бриллиантовым колье на мраморной шее, которое ей обещал подарить Юрик, да так и не подарил, погоревала минут двадцать, но не по поводу расстроившейся свадьбы, а из-за неподаренного колье и, взглянув на ещё не успевшие увянуть розы, восхитилась их красотой и решила засушить одну на память опять же не из-за своей несостоявшейся свадьбы, а по причине отсутствия неземной красоты колье на своей прекрасной шейке.

Анфиса взглянула на плов – блюдо показалось ей в высшей степени непривлекательным – так в дешёвых затрапезных столовых подают, к тому же от воспоминаний об Эразмове у неё пропал аппетит, что само по себе было явление редкое, даже исключительное, пожалуй, для нашей героини. Распекаева задвинула коробку обратно под кровать, сама же с тревожными мыслями забралась под одеяло подремать перед ответственным мероприятием – банкетом у мэра, где она обязана присмотреть для себя достойного мужа – не то что Юрик, который проиграет тебя и глазом не моргнёт. Но неспокойно, мерзопакостно было на душе у нашей героини – она всё прыгала в постели, переворачиваясь то на правый, то на левый бок, как ночью, и как ночью её то и дело одолевала, сводила с ума одна и та же мысль: «Вдруг Эразмов всё-таки пойдёт к Уткиной? Конечно же, эта старая клюшка расскажет, что я уехала в N за женихом! И расскажет это с удовольствием! Что тогда? Конец. Тогда всему конец! Не плыть мне в канонерской лодке по медовым рекам меж кисельных берегов! Не видать мне тёткиного наследства, как своих ушей в отсутствии зеркала! Всё достанется уткинской церкви! Всё!» На этом «всё» Анфиса наконец погрузилась в беспокойный, зыбкий сон, в котором Эразмов, выкатив в недоумении и удивлении свои глаза-вишни, гонялся за ней со скалкой в руке, крича: «Анфиска-аферистка, стой! Стой! Или я тебя ща убью!»