Игорь Литвинцев - Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада

А, главное, и не собирался оправдываться, судя по всему, эти нюансы его совсем не удручали. Характер у него был беззаботный и мягкий, некоторые считают, что его у Карло вообще не было. К тем характеристикам, что уже дал ему выше, можно добавить еще и следующие: краснобай (работа такая), бонвиван и ветреный мужчина. Одно время в молодости имел прозвище Карло Великолепный (местные злые языки утверждали – по аналогии с павлином). Одним словом – красавчик. Некоторые английские авторы потом намекали, что корсиканский лидер придерживался нетрадиционной ориентации, вот почему Бонопарти и был приглашен к нему в секретари. Может, что и рассмотрели англичане в лондонском тумане за время долгой эмиграции Паоли, но конкретных фактов на эту тему нет (впрочем, как и наличия у Паскуале женщин).

Как я уже упоминал выше, на Корсике было совсем не много юристов (даже не доучившихся), свободно владеющих двумя письменными языками и умевшими грамотно формулировать содержание государственных документов, так что и последнего довода вполне хватало. Однако надо отметить, что некоторые женские черты у Карло точно присутствовали. Очень любил модничать и тщательно следил за своим внешним видом и прической. Однажды с важным поручением от губернатора и с приличной суммой в три тысячи он был послан в Париж с важным заданием (подробности см. ниже). В Версале получил еще дополнительные деньги (4 тыс. на расходы, а потом еще и бонус), но в семью вернулся без единого су в кармане и без столичных подарков супруге и детям, зато с нарядами – привез с собой аж 12 костюмов, расшитых шелками и бархатом, ну и соответствующие им аксессуары, обувь, белье, украшения и т. п. (объяснил, что выступать перед королем в Версале надо было в чем-то модном и приличном, вот и пришлось потратиться; в общем – судите сами).

Деловой хваткой не обладал совсем, но повторюсь, быстро разбогатеть очень хотел. Сколько ни получал – всегда не хватало. Поэтому хватался за любые идеи, обещавшие миражи, но проваливал все финансовые начинания, куда бездумно вкладывал семейные средства. Так случилось со строительством солеварни, созданием школы шелководства (первое, куда он просто вложил деньги, рухнуло быстро; второе, возникшее сначала как его личное начинание с очень туманными перспективами, требовало постоянных расходов, получило, по одной из версий, королевский грант, но кончилось еще хуже, чем солеварня).

Зато в сутяжничестве чувствовал себя как рыба в воде, это было его главной страстью. И стоило только узнать о каком-нибудь запутанном деле, желательно о наследстве, к которому можно было бы хоть как-то примазаться и чем-то при этом поживиться – он немедленно был тут как тут. Но эти длительные процессы тоже постоянно требовали новых и новых расходов. Правда, иногда ему везло (например, удалось положительно решить вопрос о маленьком земельном владении в итальянском местечке Сан-Миниато), но другие тяжбы шли годами (например, о наследстве, которое дальний родственник Паоло Франческо Одонэ, не оставивший никого по мужской линии, завещал иезуитам). Про судейство с родственниками супруги за ее наследство даже писать не хочу. Но вот его-то он в конечном итоге отспорил, правда, умер раньше, чем семья реально начала получать от этого пользу. Речь идет о семейном поместье Рамолино- Милелли, в котором и родилась Летиция. Теперь это заповедный дендрарий, открытый для туристов, в окрестностях Аяччо в имении Les Milelli (маленькие яблони на корсиканском) площадью в 12 га.

Как только ему фартило, тут же начинал жить на широкую ногу. Даже семье иногда кое-что перепадало: так, кухарку и горничную в помощь жене нанял (для сравнения: у второй зарплата была аж 6 фр. в месяц, ну просто перед вами благодетель с размахом), но так случалось редко. В итоге все равно умудрялся спустить все добытое и получаемое.

И даже определить Жозефа в военное училище и навестить сыновей в Бриенне, а потом и полечиться поехал на заемные деньги (25 луидоров занял у начальника местного гарнизона под залог семейного столового серебра – Наполеон отдал потом в 10 раз больше).

Но с этими планами не срослось, даже Жозефа до Меца не довез. Совсем плохо ему стало на обратной дороге от врача, и в Монпелье свалился окончательно. На их счастье, семья Пермон (в лице Панории (Луизы), их прежней соседки по Аяччо и подруги Летиции, а теперь супруги сильно разбогатевшего нувориша) забрала больного из гостиницы и три месяца он еще промучился у них в доме. Умер, не достигнув и 40 лет (по-видимому, от рака желудка), и был похоронен на местном городском кладбище, оставив супругу и кучу детей фактически без средств к существованию.

Влияние отца на Наполеоне было минимальным. Мальчик ясно понимал, на ком держится их дом. Может, поэтому в детстве ни к кому не проявлял уважения, кроме матери, тети Гертруды и няни-кормилицы. Меньше всего он хотел быть похожим на отца. При общении с малознакомыми корсиканцами даже старался не козырять лишний раз фамилией, легко можно было нарваться на непонятное (конечно, из-за политики, поскольку Паоли продолжали боготворить многие, да и он сам с раннего детства был в их числе).

Уже став Императором, как-то заметил: «Отец столько времени уделял себе, что на детей его просто не оставалось». В другом варианте: «Слишком любил удовольствия, чтобы думать о детях». Но смысл-то один. И еще: «Не мог ему простить предательства делу Республики и Паоло лично».

В общем, чтобы подытожить его портрет, скажем, что для корсиканца он обладал на редкость доброжелательными и изысканными манерами и умел вызывать симпатию и ей грамотно пользоваться. Экстравагантный гуляка, он, тем не менее, проявил недюжинную твердость и хитрость в судах, когда дело касалось его возможных финансовых интересов. Но чтобы серьезно влиять на проблемы и решения клана, был слишком легковесным.

После смерти отца место главы семьи и представителя в клане занял его дядя Люциано Бонапарти, бывший в то время архидиаконом Аяччо. Это для Корсики очень значимая должность, сравнимая по положению в обществе с епископом во Франции. Он, в отличие от подавляющего большинства корсиканцев, был на удивление образованным человеком и еще до завоевания Корсики выучился бегло говорить и писать по-французски. Более того, очень предусмотрительно он добился письменного свидетельства от архиепископа Пизы, подтверждающего его благородное происхождение из патрицианского флорентийского рода (не его вина, что оно тоже не отвечал всем новым требованиям французов). Это его связи в Пизе во многом помогли Карло решить там свои вопросы с получением диплома.

А за период его детства Лючиано вместе с Джузеппе (на французский манер Люсьен вместе с Жозефом) хорошо подготовили его для поступления в университет и обеспечили высокий уровень знания французского языка. Продемонстрировали редкую прозорливость и ответственность.