Юрий Денисов - Версия-21

А вот Севастополь не дрогнул. И чем больше друзья узнавали о трагедиях 41-го года, тем все более величественным и прекрасным вставал из пламени боев подвиг великого города. Теперь вот новая тема: первый налет на Севастополь ранним утром 22 июня 1941 года. Владимир предчувствовал, что и здесь, как и в других случаях, может открыться много таинственного и неизвестного. Так, на грани сна и бодрствования, шли: первый штурм, отец и мать, Сталин, Лещенко, эвакуация… В ароматах и ореоле лучшего в мире красного вина Владимир Иванович Орлов заснул.

Но никак в эту короткую летнюю ночь с 20 на 21 июня не спалось Георгию Михайловичу Карамзину. Он жил недалеко от улицы Октябрьского и в эту ночь решил прогуляться. Ночь была плотная, темная. Листва на деревьях была неподвижна, но в голове Георгия носились тысячи мыслей. Да, казалось, что все изучено. Собрана и изучена коллекция из двадцати версий начала войны. И вот, как вспышка – новая неожиданность. По всему выходит, что Великая Отечественная война началась именно здесь, в Севастополе.

Когда она началась? Как она началась? И почему, при всем многообразии литературы о начале войны и о 22 июня, налет на Севастополь звучит как-то глухо, отдаленно, невнятно? Но Карамзин обладал системным подходом к событиям и явлениям и стал медленно продумывать план подхода к новой военно-исторической загадке. Проходя мимо школы, Георгий был оглушен и ослеплен большим ночным гуляньем. Да-да, все, как и тогда, в трагическую июньскую ночь – выпускные балы. Это с большой теплотой описал в своих воспоминаниях бывший первый секретарь Севастопольского городского комитета партии Борис Борисов.

В прихожей своей квартиры Георгий включил свет, семья спала, и только из темноты гостиной материализовался любимый кот жены полковника Карамзина – Котофей Котофилыч. Ощутив запах лучшего в мире красного сухого, Котофей отвалил в сторону и, налакавшись воды, растворился в темноте кухни.

Георгий тихо через гостиную прошел на лоджию, где у него был оборудован уютный кабинет с письменным столом, компьютером и небольшой библиотекой. «Растворил я окно, стало душно невмочь» – вспомнил Георгий слова знаменитого романса. И, как всегда, когда не спалось, когда одиночество было полным, накатились воспоминания о детстве и юности.

Сосланные на Колыму родители, женский концлагерь Ола под Магаданом, где он родился, счастливое колымское детство. У Георгия в душе и в памяти была своя Колыма не по Солженицыну, не по Шаламову и по другим чужим воспоминаниям, которых за свою жизнь он прочитал очень много. Отец Георгия загремел на Колыму по знаменитой 58-й статье еще в 1934 году. Он вполне еще молодым человеком работал помощником начальника паспортного стола в подмосковном Павшино. Однажды глухой московской ночью к нему в дом постучался земляк, такой же, как он, молодой парень из их родной смоленской деревни. Его семью раскулачили, сослали. Он бежал, скрывался, каким-то образом вышел на отца и попросил его помочь с документами о легализации. Отец ему отказал, но никому о ночном госте не сообщил. Земляка поймали, вышли на отца, арестовали, дали десять лет за недоносительство. А если бы пообещал выдать документы, получил бы больше, а если бы выдал документы, был бы расстрелян.

Много, очень много читал Георгий о своей малой Родине, родной Колыме, многое видел и помнил то, о чем не писали в книгах. Но в ярком золоте воспоминаний о детстве металась в душе его личная счастливая Колыма. Море, сопки, распадки, ручьи, дороги, заросли стланика, бурундуки, красная брусника под белым снегом, голубые поляны голубики, лагерь на руднике Бутугычаг с его знаменитыми отделениями «Коцуган» и «Вакханка» (женское), «Аммоналка», нестройные колонны заключенных в сопровождении охранников с винтовками и собаками, интернат в Усть-Омчуге с ночной няней – пленным японцем. Когда мальчики били его подушками и валенками, он всегда улыбался, настоящий самурай.

На Колыме было много писателей, певцов, поэтов, но с художниками не повезло. Жаль, очень жаль, что Сталин не отправил на Колыму Николая Рериха. Тогда бы к его тибетским и индийским шедеврам добавились фантасмагорические пейзажи Колымских просторов.

Отец попал на один из бесчисленных рудников Колымы. В те годы там добывали касситерит. Это добавка к алюминию, из которого делали корпуса самолетов. С развитием в стране индустриализации и милитаризации лагерь все более превращался в производственный комплекс. Конечно, основой был лагерь и конвойный батальон, но удлинялись и штреки, и забои, разрастался поселок с больницей, клубом, детскими яслями. Вольнонаемных по оргнабору очень не хватало. И к некоторым видам работ стали привлекать заключенных. А для этого их приходилось расконвоировать. Срок и статья отца были мягче, чем у других. Он попал в МХЧ (материально-хозяйственную часть) рудника и получил возможность ездить на автомобиле по дорогам Колымы. Руднику был нужен лес для забоев и многое другое – от продовольствия до кинофильмов. Приходилось ездить в Магадан, в грузовой порт, оформлять и получать различные грузы для рудника и лагеря. В одну из таких поездок с большой группой таких же, как он, отец встречал в порту пароход «Феликс Дзержинский» с партией заключенных женщин. Конвой у женщин был нестрогий. Отец и мать обожглись взглядом, отец взял ее за руку, забрал у нее маленький чемоданчик и так, вместе в группе мужчин и женщин, под присмотром бойцов НКВД, они пошли туда, где женщин посадили на небольшой моторный баркас и отправили на «Остров красивых девушек». Там был рыбоконсервный завод и при нем женский лагерь. При следующей поездке в Магадан отец добрался до острова, охрана была не жесткая, и за бутылку спирта отцу разрешили на несколько часов взять понравившуюся ему девушку.

В прошлом мать, молоденькая учительница из Дебальцево, жила в общежитии, никому не мешала, но кто-то «стукнул» в НКВД, и пришли с обыском. Нашли книгу историка Костомарова, тогда запрещенного. За хранение контрреволюционной литературы мать получила пять лет и была отправлена на Колыму.

Там в то героическое время сложилась исключительно тяжелая демографическая ситуация. Женщин катастрофически не хватало. Правительство принимало срочные меры. И по линии Гулага, и по линии гражданского оргнабора на Колыму были срочно отправлены пароходы с молодыми женщинами. В результате всех этих мероприятий и появился на свет Георгий. Рожать мать отправили в женский концлагерь в поселок Оло под Магадан. Там был специальный блок, куда свозили заключенных-рожениц со всех предприятий Колымского «Дальстроя».

В те мягкие времена существовал порядок, при котором родивших женщин с детьми выпускали из лагеря на бесконвойное существование. В 1941 году это гуманное правило было отменено, женщин не освобождали, а детей забирали в специальные интернаты. Но матери Георгия повезло. Она освободилась раньше выхода этого указа, устроилась на работу в Магадане, получила небольшую комнатку в двухэтажном бараке на Советской улице. Никаких проблем с яслями и детсадом в Магадане тогда не было, но выехать на «материк» было нельзя.