Вадим Долгов - Феномен Александра Невского. Русь XIII века между Западом и Востоком

Таким образом, серьезных сомнений в том, что представляла собой Русь в территориальном и государственно-политическом смысле, нет.

Несколько сложнее вопрос с этническом и, шире, социально-психологическом содержании этого термина. Осознавали ли люди Древней Руси ее как целостность даже в те времена, когда территория эта была разделена между разными княжениями? И вопрос еще более существенный: как формировалось сознание групповой общности? В каком качестве Русь существовала в умах современников: как этнос или как конфедерация самостоятельных государств, соединенных только единой княжеской династией и властью митрополита Киевского? Вопрос принципиальный, ведь подчас сознание групповой общности – единственная связующая нить, составляющая источник жизни социума тогда, когда более «материальные» связи по тем или иным причинам «не держат». Более того, в ретроспективе особенно явственным становится факт, что чаще всего в определении границ исторических общностей иных критериев, кроме существовавших у людей представлений о том, где они пролегают, просто нет [5] Воображаемые границы предложил считать главным критерием этничности автор наиболее известной конструктивистской концепции этноса норвежский исследователь Фредерик Барт (см.: Садохин А.П. Этнология. М., 2000. С. 88–89). Кроме того, см. об этом: Толочко А. Воображенная народность // Ruthenica. Київ, 2002. Т. 1. 112–118. . По словам Л.Е. Куббеля, «в обществе доклассовом, особенно на ранних стадиях и в пору расцвета родового строя, в силу нерасчлененности общественного сознания людей такого общества потестарное и этническое сознание практически совпадают. Более того, этническое сознание и самосознание в доклассовом обществе может выполнять, по существу, потестарные функции» [6] Куббель Л.Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988. С. 67–68. .

Кроме того, проблема осознания общности напрямую связана с темой древнерусского патриотизма, горячо обсуждаемой именно в связи с Александром Невским. Можно ли считать Александра защитником Руси? Или объектом его защиты была «вера православная». Именно такой точки зрения придерживается видный историк русского Средневековья И.Н. Данилевский. По мнению И.Н. Данилевского, князь Александр Невский не может считаться «защитником Родины», ибо в общественном мировоззрении XIII в. такой идейной конструкции не существовало. С этим нужно согласиться: в древнерусских текстах подобного словосочетания мы не найдем. Однако справедливо и то, что единое в структурно-функциональном смысле представление о Родине может быть выражено в разных образах. Если книжник XIII в. пишет о «защите христианской веры», точно ли христианскую веру в техническом смысле он имеет в виду? Или под этим выражением скрывается нечто иное?

В связи с этим особенно важным представляется задача уяснить, как осмыслялось существование русской общности на самых ранних этапах ее существования, в эпоху, когда Русь переживала период становления государства и этноса (а стало быть, не имела в полной мере ни того ни другого), а русские книжники делали еще только первые попытки осмыслить феномен ее появления на мировой арене. Рассмотрение этого вопроса особенно важно еще и потому, что, как уже говорилось, на Руси образованная «книжная» элита выполняла консолидирующую функцию и была носителем этнического своеобразия. Как то бывает нередко, на Руси именно интеллектуалы раньше всех других сделали шаг к построению этнического самосознания. Русь отличалась в этом отношении от Западной Европы, где, по мнению Марка Блока, «чувство национальности» вызревало не в среде людей образованных, существовавших в контексте латиноязычного универсума, а в кругах более примитивных [7] Блок М. Феодальное общество. М., 2003. С. 424. . Таким образом, рассматривая «книжное» осмысление Руси, мы тем самым приближаемся к пониманию процесса формирования этнического самосознания в целом.

Вопрос этот имеет довольно обширную литературу, в которой процесс оформления идеи Руси как общности рассматривается в ключе становления этнического самосознания. В статье «Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора „Повести временных лет“» Н.И. Толстой предложил условную парадигму или сетку-модель характеристики славянского самосознания, включающую следующие компоненты-показатели: 1. Религиозный. 2. Общеплеменной. 3. Среднеплеменной. 4. Частноплеменной и 5. Государственный. По мнению ученого, у Нестора религиозное сознание – христианское, общеплеменное – славянское, среднеплеменное – русское (которое, правда, «еще созревало и не занимало ключевой доминирующей позиции»), частноплеменное – полянское, и государственное – «причастность к Русской земле». «В процессе исторического развития тот или иной показатель становится доминантным, и эта система доминант и их взаимного соположения характерна для истории и развития национального самосознания каждого славянского народа» [8] Толстой Н.И. Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора «Повести временных лет» // Из истории русской культуры. Т. 1 (Древняя Русь). М., 2000. С. 446. .

При общей стройности модель Н.И. Толстого обнаруживает, однако, ряд существенных недостатков. Как ни странно, хуже всего она работает именно на восточнославянском материале (очевидно, именно поэтому Н.И. Толстой для примеров использовал ляхов-мазовшан и поэзию Николая Клюева, а не собственно днепровских полян). Во-первых, вне зависимости от того, является ли «Русь» этнонимом местного днепровского или пришлого скандинавского происхождения, в любом случае генетической связи между Русью и, например, дреговичами нет. И здесь вряд ли существенно меняют дело оговорки по поводу «еще созревающего» компонента, так как в отношении тех же лютичей, мазовшан и поморян речь идет именно о происхождении от ляхов («Словени же ови пришедше седоша на Висле и прозвашася Ляхове, а от тех Ляхов прозвашася Поляне, Ляхове друзии: Лутичи, ини Мазовшане, ини Поморяне» [9] ПСРЛ. Т. I. Стб. 6. ), в то время как днепровские поляне, древляне, северяне и пр. в трактовке ПВЛ происходят прямо от славян. «Созревать» здесь, собственно, нечему. «Русь» и «ляхи» для летописца – понятия совершенно разных порядков. Во-вторых, «среднеплеменной» и «государственный» компоненты в указанной модели дублируют друг друга – в обоих случаях фигурирует «Русь», «Русская земля». В принципе это, очевидно, должно означать, что в рамках политического образования формируется этническая общность, но ясности в понимания особенностей мировоззрения летописца это не добавляет, так как остается неясно, что же для Нестора «Русь» – народ или политическое объединение?