Борис Тебиев - Россия на перепутье эпох. Избранные исследования и статьи в IV т. Том II

Сравнивая условия жизни рабочих на Западе и в России журнал «Русская мысль» писал: «В западных государствах постановлено, что фабрично-заводская деятельность взрослого человека не может быть более 13—15 часов в сутки; из числа рабочих часов определяется известное время на завтрак и обед… При отсутствии положительного закона о количестве рабочих часов на наших фабриках суточное их количество доходит до семнадцати, и притом одинаково как для взрослых, так и для малолетних. Несмотря на такую непомерную работу, которая делается в пользу фабрикантов, нам не приводилось ни видеть, ни слышать, чтобы московскими фабрикантами было сделано что-либо для сбережения средств и нравственности их рабочих… Такое отношение фабрикантов к их рабочим указывает, что фабриканты преследуют всеми возможными способами только свои интересы, совершенно игнорируя интерес, здоровье и жизнь рабочих» [6].

Экономические подъёмы в истории пореформенной России чередовались с периодами кризисов и депрессии. В 1873 году Россию поразил первый в её истории кризис перепроизводства, охвативший незадолго до этого страны Запада. Кризис охватил главным образом лёгкую промышленность, рост продукции которой быстро превысил покупательную способность населения.

В меньшей мере пострадала от кризиса тяжёлая промышленность, работавшая в основном на выполнение правительственных заказов. В целом в период кризиса объем производства не сократился, однако снижение темпов роста было существенным. За кризисом последовала депрессия, продолжавшаяся до 1877 года, после чего начался новый подъем. Он был непродолжительным.

В 1882 году разразился новый экономический кризис. Который длился около 5 лет. Этот кризис совпал с неурожаем и особенно тяжело отразился на положении промышленных рабочих и их семей. Описывая бедственное положение рабочих в эти годы, автор прогрессивного журнала «Дело» С. Приклонский указывал, что зимою 1880—1881 года рабочие во всех отраслях промышленности были поставлены в самое бедственное положение. В Петербурге крупные заводы, особенно механические, стали распускать рабочих. Значительно уменьшилось механическое производство, работавшее на казённые заказы. Так, например, на одном из крупнейших заводов Ч. Берда, где ранее трудились 3—4 тысячи человек, осталось около 1 тысячи. На Александровском заводе вместо 800 рабочих осталось только 350. На Сампсониевском, вместо 1200—1500 только 450. На заводе Нобеля вместо 900—1200 рабочих только около 600. «…На остальных механических заводах, – констатировал журнал, – точно также произошло значительное уменьшение числа рабочих…» [7]

Аналогичная картина наблюдалась и во втором по величине и значение промышленном центре России – Москве, а также в городах Московского промышленного района. В особенно тяжёлом положении здесь в 1881—1882 годах оказались рабочие казённых заводов. Так, на Тульском оружейном заводе «за ненадобностью» было рассчитано 3000 рабочих. Только небольшая часть уволенных рабочих нашла себе занятие на патронном заводе. На Луганском казённом литейном заводе в 1882 году наступила страшная безработица, многие рабочие были рассчитаны. В Петрозаводске значительно сократились работы на казённом пушечном заводе, упал заработок

В самой Москве и Московской губернии застой в промышленности начался ещё в 1880 году. Сначала была снижена заработная плата, которая особенно упала после Нижегородской ярмарки, а затем, зимою 1880/81 годов начался роспуск рабочих. Мелкие фабриканты были не в силах выдержать тяжести застоя в промышленности, что вынуждало их закрыть свои предприятия. Крупные фабриканты по необходимости поддерживали производство, но тоже его сократили, распустив множество рабочих.

Рабочий день в 1880-х годах на московских фабриках был таков: 12-часовая работа в сутки встречалась только на 14% предприятий, третья часть всех фабричных предприятий работала 12—12,5 часов, на 2/5 предприятий работа продолжалась 13—13,5 часов, около 13% фабрик работали от 14 до 18 часов в сутки. Ко всему прочему рабочие широко привлекались к т.н. «сверхурочным работам». При этом заработная плата была чрезвычайно низкой. В заработной плате крупнейшую долю составляли расходы на питание. В 80-х годах среднемесячный заработок рабочего «на своих харчах» был для мужчин машиностроительной промышленности 23 руб. 34 коп., для подростков 9 руб. 87 коп., для женщин в прядильных и ткацких отделениях шерстопрядильных и суконных фабрик – 7 руб. 17 коп. У тех, кто находился «на хозяйских харчах», зарплата колебалась от 7 до 9 руб. для подростков и мужчин и составляла около 5 руб. для женщин, снижаясь до 1 руб. 28 коп. в месяц для малолетних [8].

Значительно сузились размеры промышленности во Владимирской губернии. В Орехово-Зуеве было обильное предложение рабочих рук на летние работы. С пасхи сюда нахлынули массы рабочих из Владимирской, Рязанской, Тульской Московской и Калужской губерний. Наплыв рабочих вызвал понижение и без того невысокой платы. Без куска хлеба остались многие сотни рабочих Сормово.

В кризисные периоды резко повышалась безработица. Пользуясь этим, капиталистические предприниматели повсеместно прибегали к снижению ставок заработной платы и усилению эксплуатации тех, кому удавалось сохранить работу. Одновременно с этим они шли на сокращение рабочей недели, что серьёзно ущемляло материальное положение работающих.

Среди источников дополнительной наживы на многих предприятиях активно фигурировала изощрённая система штрафов. Широко использовались обманные расчёты с рабочими, по которым выходило, что в должниках оказывались мастеровые, а не предприниматели.

Для периодов промышленной революции, как на Западе, так и в России, было характерно падение реальной заработной платы. Вследствие этого даже при относительно быстром росте производства в годы экономических подъёмов быт рабочих изменялся к лучшему очень медленно.

Исследования быта фабричных рабочих, проводившиеся в 1880-е годы в Московском округе, выявили следующую картину. На всех крупных фабриках жилые помещения для рабочих представляли собой большие, многоэтажные казармы с центральными коридорами и комнатами-каморками по сторонам, отделёнными одна от другой дощатыми, не доходящими до потолка, перегородками. В каморке нередко помещались по две – три и более (до семи) семьи, в некоторых – одиночные рабочие. В конце концов, большая часть коморок превращались в общие спальни. Нигде, ни на одной фабрике Московского округа не имелось никаких норм, по которым осуществлялось распределение жильцов по каморкам. Единственным пределом расселения служили лишь физические возможности вместить ещё семью или одинокого.