Александр Севастьянов - Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности

Если попытаться окинуть взором все связанные с именем Рублева иконы и фрески, то становятся очевидными стилистические и духовные особенности его творческого наследия. По большому счету их три.

Во-первых,искусствоведы обращают внимание на рублевскую колористику. Одним из первых пропагандистов рублевского творчества в ХХ веке был И. Э. Грабарь, который восхищался Рублевым-колористом:

«Яркость рублевских красок не была новостью, и мы знаем новгородские иконы, не уступающие рублевским по яркости и силе цвета, но никогда еще русский иконописец не задавался такой определенной задачей гармонизации цветов, приведения их в единый гармонический аккорд, как это мы видим в „Троице“ и центральных фресках Владимирского собора» 105 105 И. Грабарь. Андрей Рублев. – «Вопросы реставрации», 1, 1926. – С. 72—74. .

Академик В. Н. Лазарев отмечает: рублевские иконы «с первого же взгляда поражают необычайной красотою своих холодных светлых красок» 106 106 Лазарев В. Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века. – М.: Искусство, 2000. – С. 102. .

Или вот мнение известного знатока древнерусской живописи М. В. Алпатова: «В Звенигородском чине ярко вспыхнуло дарование Рублева как колориста. В передаче лиц и тканей есть светотеневая лепка, но преобладает все же чистое звучание красок, гармония холодных голубых тонов с нежно-розовыми и золотистыми. Такого богатства оттенков и полутонов не знала русская иконопись до Рублева. Не знала ее и иконопись византийская» 107 107 Алпатов М. В. Андрей Рублев. – М.: Изобразительное искусство, 1972. – С. 87. .

Последнее особенно важно. Искусствовед Анна Сидельникова разъясняет эту мысль: «Византийские иконы, которые видел Рублев и на которых учился, были совсем иными по колориту. Гармоничность цветовых сочетаний в них достигалась выбеливанием цветов, приглушенностью благородных, смешанных оттенков. Чистого цвета в них не было, и уж тем более контраста чистых цветов» 108 108 Анна Сидельникова. Андрей Рублев. Троица. – https://artchive.ru/artists/10~Andrej_Rublev/works/14804~Troitsa. .

Во-вторых, обращает на себя внимание общий духрублевских образов и сюжетов, сильно отличающийся от господствующего впечатления иконописи XIV века, не только от византийских икон, но и даже от творчества непосредственно старших товарищей и учителей – Феофана Грека и Даниила Черного. Это дух благодати, мира, добра, согласия, гармонии; иконы Рублева дарят людям надежду и вносят в душу покой. Чем резко отличаются от икон предыдущей эпохи, когда «Спас Ярое око» вонзал в сердце и ум человека свой «без промаха бьющий глаз».

Вот как пишут об этом признанные знатоки.

О фреске «Страшный суд» Владимирского Успенского собора:

– если искусство Даниила Черного «было, конечно, искусством скорее XIV века, нежели XV, искусством, обеими ногами стоявшим на почве, подготовленной приезжими византийскими мастерами и, в частности, последним из них – Феофаном», то «всматриваясь в живопись центральных изображений, мы определенно чувствуем в них дыхание нового времени. Там – последние отзвуки старого мира, здесь провидение и возвещение нового. К первому возврата не было, второму принадлежало будущее, и это будущее действительно целиком выросло из художественного идеала, впервые на Руси явленного на стенах центрального нефа владимирского Успенского собора» 109 109 И. Грабарь. Андрей Рублев. – «Вопросы реставрации», 1, 1926, стр. 19—21. ;

– «Страшный суд у византийцев обычно располагался на западной стене храма и открывался взгляду человека, как величественное и устрашающее зрелище… Зрелище это выражало незыблемость небесной иерархии, неукоснительность божественного правосудия. Он должен был чувствовать себя жалким червяком перед этим финалом человеческой истории… Но что ожидает людей в час „светопреставления“? Византийцы яркими красками рисовали картины людских мучений, гнев судий, суровое возмездие за грехи людей, весь ужас содрогающегося человечества. Эти картины придавали назидательный смысл живописному повествованию… Подобное представление о Страшном суде долго царило на Руси… Роспись Рублева проникнута более бодрым и даже радостным настроением. Картины вечных мучений грешников не сохранились, видимо, они мало занимали его. В глазах людей, призванных на Страшный суд, можно прочесть не столько страх наказания, сколько ожидание милости и прощения, веру в светлое будущее и вечное райское блаженство…» 110 110 Алпатов М. В. Андрей Рублев… – С. 47—48. .

Об иконостасе Благовещенского собора в Кремле:

– «Иконы Благовещенского собора – первая на Руси серия праздничных икон. Византийская иконография подвергается в них переосмыслению. В византийских праздниках этого времени больше повествовательности… Общее впечатление от этих икон – драматизм, беспокойство, земная суета. В рублевских иконах меньше действия и драматизма. Эти праздники – торжественные обряды, в которых можно видеть лишь подобие легендарных событий. В иконах Рублева меньше происходит, но больше свершается. И вместе с тем сильнее выявляется духовная значительность представленного» 111 111 Алпатов М. В. Андрей Рублев… – С. 32—33. .

О «Спасе» и вообще о Звенигородском чине 112 112 В 2017 г. из стен ГТГ проистекла информация, что в результате технико-технологического анализа авторство Андрея Рублева в отношении Звенигородского чина поставлено под сомнение. Качество пигментов и приемы наложения красок привели к предположению, что «Троицу», заведомо принадлежащую кисти Рублева, и иконы Звенигородского чина писал не один и тот же мастер. Особенно настаивает на данном выводе византолог Алексей Лидов. Однако пока что дирекция ГТГ воздержалась от внесения изменений в каталог своего собрания икон. Сомнения, конечно, имеют право быть. Но ведь между написанием этоих шедевров мог быть значительный – вплоть до десяти и более лет – разрыв во времени, а Рублев в эти годы развивался как мастер, мог радикально поменять и краски, и приемы. Далее: если следовать Лидову и др., то приходится предположить, что одновременно с Феофаном, Даниилом и Рублевым жил равновеликий и конгениальный им художник (или даже художники), притом совершенно неизвестный, никак не отразившийся в письменных источниках, легендах и преданиях. Что представляется вовсе невероятным в отношении автора такого класса. Но самое главное – стиль и дух Звенигородского чина с первого же взгляда позволяет принять позицию И. Грабаря, В. Лазарева, М. Алпатова, Н. Деминой, И. Языковой и др., однозначно относивших эти три знаменитые иконы к творчеству Рублева. :