А. Иванов - Многоликое средневековье

Что касается низшего земледельческого класса в той же стране, его положение менялось в различные эпохи, но ни в одну из них это население не представляло однородной массы. Законодательство Римской империи смотрело на земледельца как на рабочее орудие, как на вещь. Раб представлял собой живой капитал, но не личность; государство не знало его вовсе, а предоставляло в полное распоряжение владельца. Но уже и тогда существовали земледельцы, пользовавшиеся известными правами, считавшиеся уже личностями, несшие военную повинность, платившие подати, но зато пользовавшиеся немаловажным правом быть продаваемыми лишь вместе с землей. Наконец, наряду с полными рабами и людьми, пользовавшимися ограниченной свободой, всегда жили в деревнях и совершенно свободные личности, хотя они и представляли ничтожное меньшинство. Уже в последний период императорского Рима правительство обратило внимание на положение рабов. Так, например, император Константин Великий уравнял по значению убиение раба с убиением свободного человека. Улучшению положения рабов содействовала

христианская церковь. Вот в каких пламенных выражениях высказывается за сельское население самый видный из ее представителей, св. Иоанн Златоуст: «Сельские жители осуждены на подавляющее бремя, как ослы и мулы. Что я говорю? Их тела щадят менее, чем камни, им не дают отдыха - плодородны поля или нет, их одинаково заваливают работой. Можно ли представить еще большее бедствие, чем то, которое испытывают они, когда в конце зимы, после обременительной работы, изнуренные от холода, от дождя, от ночного бдения, они возвращаются домой с пустыми руками и, в довершение всего, остаются должниками? Они дрожат перед наказаниями и притеснениями, которые приготовляются их надсмотрщиками»*. Но еще заметнее стало улучшаться положение низшего земледельческого класса в последующее время, и именно к этому-то времени, ко времени правления Меровингов и Каролингов, и относится факт возникновения целого ряда сельских общин, деревень, населенных лицами, обладающими в массе известными правами. Одни из них были обязаны своим возникновением какому-либо собственнику-варвару, вокруг которого группировались лица, владевшие собственностью из его рук. Такие же поселения возникали вокруг городов, замков, церквей или монастырей. Особенно многим обязана деревня бенедиктинским монахам**. С развитием феодализма положение сельского населения ухудшилось, так как полная беззащитность ставила его в подчиненное положение и побуждала его принимать самые тяжелые условия, лишь бы сохранить жизнь свою и своего семейства. Набеги норманнов, арабов, венгров, хищнические набеги феодалов постоянно грозили его существованию. Но зато тот же феодализм решительно превратил рабов-земледельцев в крепостных, что было шагом к полному освобождению. Он признал за ними право наследственности, наделил их землей под условием несения известных повинностей и создал из них низшую ступень той феодальной иерархии, о которой мы говорили выше. Правда, все это было куплено ценой тяжелых, а нередко и возмутительных повинностей*, но все же и такое положение сельского населения имело одну весьма выгодную сторону: феодальной эпохе не был известен пролетариат, так как крестьяне были наделены землей; но по-прежнему сельское население не составляло однородной массы, и различные группы его владели землей на различных условиях. Сначала условия эти вырабатывались обычаем и хранились преданием, но с конца XI в. они стали записьшаться в особые хартии или грамоты и таким образом получили более определенный характер и более прочное основание. Только с ХШ в. начинается процесс освобождения крестьян, переходящих в состояние вилланов, и завершается окончательно уже за пределами средневекового периода.

Вот главнейшие моменты из внутренней истории германских народностей, основавших свои государства на развалинах Рима.

Рабочий день в деревне

На отлогости зеленеющей лесами горы стоит величественный замок феодального владельца. Резко выделяются на темно-зеленом фоне его зубчатые стены, его главная башня с развевающимся по ветру флагом. На подъемном мосту беседуют несколько оруженосцев; их металлические шлемы ярко блестят под лучами утреннего солнца, обильно проливающимися с голубого, безоблачного неба.

У самого подножия горы приютилась одна из деревень, принадлежащих обитателю замка. Беспорядочной, тесной толпой раскинулись хижины и хозяйственные постройки земледельцев с гонтовыми либо соломенными кровлями. Большей частью эти постройки невелики и сильно пострадали от времени и непогод. У каждой семьи - жилище, сарай для складывания сена и житница для зерна; часть жилища отведена для скотины. Все это ограждено плетнем, но таким жалким и тщедушным, что при виде его как-то невольно поражаешься той резкой противоположностью, которую представляют жилище господина и жилища его людей. Кажется» достаточно пронестись нескольким сильным порывам ветра, и все будет снесено и разбросано. Владельцы деревень запрещали их обитателям окапьшать свои жилища рвами и окружать их частоколами, как будто для того, чтобы еще более подчеркнуть этим их беспомощность и беззащитность. Но запрещения эти ложились всей тяжестью только на самых недостаточных: как только удавалось зажиточному крестьянину получать некоторые льготы от своего владельца, он уже становился в лучшие условия. Вот почему среди низеньких, запущенных хижин попадаются прочнее и лучше построенные домики, с просторными дворами, крепкими оградами, тяжелыми засовами.

Деревья окаймляют деревенскую дорогу; собираясь в купы перед некоторыми из хижин, они скрывают их нищету от постороннего глаза; стеснившись в большую живописную толпу вокруг расположенной в полуверсте приходской церкви, они почти совсем закрыли ее: своей тенью они осенили то место, где…праотцы села, в гробах уединенных Навеки затворясь, сном непробудным спят.

Его окружает ограда из неотесанных, наваленных друг на друга камней.

И на припеке солнышка, и в прохладной тени резвятся беспечные ребята. Их веселый смех, щебетанье вечно беззаботных птиц, кудахтанье кур, протяжное пение изредка перекликающихся петухов - вот и все, что нарушает утреннюю тишину деревни. Там внизу, за цветущим косогором, бежит быстрая, шумливая речка, но ее непрерывающийся говор не долетает сюда. Заметно пахнет дымом, который поднимается над многими кровлями, а кое-где выходит и прямо из низкой, почерневшей от него двери.

Если мы проникнем в одно из жилищ, прежде всего нам бросится в глаза высокий камин. На его полу стоит железный треножник, на котором пылает огонь, а над огнем висит котел на железной цепи, прикрепленной к большому железному же крюку. Дым уносится в отверстие, находящееся наверху, но немалая доля его попадает в саму горницу. Тут же рядом - хлебная печь, около которой возится пожилая хозяйка. Стол, скамьи, лары с сосудами для приготовления сыра, большая постель, на которой спят не только хозяева с детьми, но и случайный Богом посланный гость, забредший под кров крестьянской хижины, - вот все убранство, вся обстановка жилья. Кроме того, у стен стоят корзины, кувшины, корыто; тут прислонилась к стене лестница; там висят рыболовные сети, большие ножницы, такой лее ноле, как будто отдыхая от своей работы; у двери приютилась метла с буравами. В болыпинстве случаев пол земляной, выложенный камнем, только кое-где уже деревянный.