Андрей Сахаров - Владимир Мономах

А знамения все продолжались, предвещая всякое худо.

В небе показалась звезда, будто истекающая кровью, и говорили люди, что зпамение это - к крови, к междоусобицам и к нашествию иноземцев. В то же время переменилось солнце, чернота застила его свет, и казалось, что кто-то снедает его.

Тогда записал летописец под 1065 годом: «Знаменья бо в небеси, или звездах, ли солнца, ли птицам, ли ете-ром чин1, не на благо бывает, но знаменья сице на зло бывает, ли проявленье рати, ли гладу, ли смерть проявляют».

И правду сказал летописец, потому что в этот же год вслед за Ростиславом выступил против старших Яросла-вичей Всеслав - князь полоцкий. Он напал па Псков, а на следующий год вновь подступил к Новгороду. Яростен был удар Всеслава по Изяславовым владениям. Полоцкая рать ворвалась в город и пошла по дворам, хватая жителей в плен, уводя их в холопство и па продажу, грабя дома и храмы. Всеслав не пощадил и святой Софии Новгородской - приказал снять с нее колокола и увезти к себе в Полоцк, а из самого храма люди Всеслава вынесли паникадила.

И снова гонцы поскакали по Руси с тревожными известиями, передавая речи князей друг другу. Что делать, куда направить рати? На юге неспокойно живет Тмутаракань, ца севере Всеслав, совершив дерзкий выход, мрачно сидит в своем Полоцке, ждет, что будут делать Ярославичи. Стоят открытые столы в Ростове и Суздале, Владимире-Волынском и Смоленске.

Наступил 1066 год. В Тмутаракани наконец воцарился мир, Глеб вернул себе престол, но тревога на Руси не утихла. Владимиру Мопомаху исполнилось тринадцать лет.

Едва подсохли дороги и пробились пути из Переяс-лавля на север, князь Всеволод призвал к себе съша и приказал ему собираться в дорогу: «Поедешь в Ростов и будешь держать там нашу исконную переяславскую отчину - ростово-суздальский стол. Ты уже не отрок, а взрослый князь, многое уже ты видел, многое зпаешь; правда, сердце у тебя мягкое, пылкое, ну да жизнь тебя выправит, закалит, подскажет, где и как показать себя».

Всеволод сказал сыну, что с Всеславом полоцким началась настоящая война; князь не идет на мировую, гонит гонцов прочь, хочет отложиться от Киева, но признает Ярославичей за старших князей, рушит все, что завещал детям Ярослав Владимирович. Его же, Владимира, дело - строго блюсти порядок в ростово-суздальскоа земле, управлять ею по совести и по разуму, готовить рать против Полоцка: не сегодня завтра Ярославичи не на жизнь, а на смерть схватятся с Всеславом.

Вместе с Владимиром князь Всеволод посылал опытных своих дружинников, часть младшей дружины и Владимирова друга Ставку Гордятича.

Через несколько дней в шестом часу утра конный отряд потянулся через крепостные ворота на север. Впереди ехали старшие дружинники, за ними - князь Владимир Всеволодович и Ставка Гордятил, далее шли телеги с княжеским и боярским добром, посудой, одеждой, другим рухлом, замыкала строй младшая дружшта.

Выехав за ворота, Владимир оглянулся: пустынны в пто время были переяславские валы, закрыты окна до-мои, лишь в княжеском тереме одно из окон было отворено. В темпом его проеме смутно белела чья-то фигура. Владимир не видел лица, но знал твердо,1 что это мать поднялась на верх терема и теттеръ провожает сына в его первый взрослый княжеский путь. Ему захотелось снять шапку и помахать ей на прощанье, но он покосился па суровые лица всадников и лишь отпустил узду, ускоряя ход коня. Скоро Переяславль едва виднелся у края кеба темной полосой, а вскоре исчезла и она.

Всего одну строку напишет под старость лет в сво-ом «Поучении» Владимир Мономах об этом своем пути: «Первое к Ростову идох, сквозе вятиче, посла мя отец». Но и в молодые годы и позднее, будучи уже видным на Руси кпязеы, он будет помнить этот свой первый путь от ворот переяславских до ворот ростовских.

Отряд миновал поле, и вскоре пошли перелески и дубравы. Все это была еще земля переяславская привольная, открытая и веселая. Но через несколько дней пути все неременилось: гуще и сумрачней становился лес, все меньше было света вокруг, и наконец лес надвинулся -со всех сторон сплошной чернотой, застил и землю, и небо, и воздух, обнял всадников прелым сладким запахом, постелил им под ноги мягкие, неслышные мхи.

Вначале путники ночевали в небольших селах, что в этих- северных краях уцелели от Искалова разгрома. Здесь стояли рубленые четырехстенные избы; в пих было тепло и сухо. Смерды угощали князя и его людей чем бог1 послал - молоком, яйцами, медом. В одном из -сея

Ставка Гордятич, остановившись на постой в избе, отнял у хозяина барана и несколько кур, приказал зажарить их иа вертеле для себя и своих людей. Подняли шум люди Ставки Гордятича возле дома, завыла в голос хозяйка избы.

Владимир в это время сидел за трапезой. Он быстро вышел на шум, подозвал к себе дружинников Ставки, велел им оставить живность в покое, а потом вошел в избу к Ставке. Тот был на два года старше Мономаха, повыше его ростом - совсем взрослый воин. Он сидел на лавке, пил мед и ждал, когда люди принесут ему зажаренное мясо.

Владимир подошел к своему другу, загораясь от возбуждения, сказал ему, срываясь па крик: «Боярин, прикажи своим людям оставить смердов. Мы не половцы, и они пе враги паши. Ограбим их, кто будет платить положенную дань - и бараном, и курицей, и яйцом, и медом, и воском, и скорой?»

Ставка, захмелев, пытался усадить князя за стол, вновь вернуть его к товариществу, но тот упрямо стоял иа своем: «Оставь, боярин, прикажи своим людям уйти со двора, но то я велю c.uwi'i дружнпе выбить их отсюда».

Ставка смотрел пи Владимира. Тот стоял - вскипевший, беспокоимый отрок с горящими голубыми глазами, с дрожащим" от гнева руками и крепко сжатыми губами. Ставка опустил голову и вышел из избы…

В лесной чащобе селения исчезли, и путникам приходилось располагаться на ночлег прямо на земле.

Дружинники клали на мох еловый лапник, сверху стелили попоны, ковры, и ложе для князя было готово. В изголовье клали седло. Так Владимир провел несколько почем.

Потом пошли земли вятичей.

Среди лесов вдруг открывались тихие реки, а вдоль их берегов стояли рубленые желтые избы, и синие дымки от их очагов уходили в темноту леса. Из изб выходили молчаливые люди - бородатые, в лаптях мужчины,, закутанные в платки До самых бровей женщины, смотрели светлыми глазами па проелжавших путников. Иногда им встречались небольшие отряды воинов, вооруженных боевыми топорами, вилами, палицамп, одетых в кожаные латы. Они так же молчаливо смотрели на Мономахову дружину, шли некоторое время следом, затем растворялись в лесной чащобе. Чем ближе нереяславцы подвигались к Ростову, тем гуще шли лесные поселения и па дорогу выходило больше молчаливых светлоглазых людей.