Сергей Ковалев - По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 4

Постепенно, однако, сопротивление новым хозяевам сходит на нет, а если и возникает, то по-прежнему подавляется быстро и жёстко [724] См. также op. cit., т. 1, стр. 281–282, 285–286, 294, 303 и 310. , включая широкое применение практики взятия аманатов, то есть заложников. И всё же русские ещё многие десятилетия настолько опасаются враждебных действий со стороны сибирцев, что существует специальный запрет на продажу им не только ружей, пороха и свинца и не только, скажем, топоров и ножей, но и вообще изделий из железа [725] Op. cit., т. 2, стр. 17–18. с тем, чтобы те не могли изготовить себе хоть чего-либо, напоминающего оружие.

Но, как бы то ни было, за каких-то двадцать лет наши предки расселились на просторах в более чем 1.600.000 квадратных километров [726] М.К. Любавский «Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века», М., издательство Московского университета, 1996, стр. 446; автор пишет: «1 млн. 421 тысяч с лишком квадратных вёрст». , то есть на территории, равняющейся, например, двум Франциям, почти пяти Германиям или шести с половиной Великобританиям [727] См. Википедию, статью «Список государств и зависимых территорий по площади». . Плотность этого расселения была ничтожной – 14–15 деревянных городков, в которых в большинстве случаев едва проживало по сто-двести жителей, но ведь и сибирцев было немногим больше и разбросаны они были точно так же. Вспомним, что накануне разгрома Сибирского ханства Ермаком в нём насчитывалось всего 30.700 человек (очевидно, взрослых мужского пола), а в Югорской земле и того меньше – две тысячи [728] М.К. Любавский «Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века», М., издательство Московского университета, 1996, стр. 446–447. .

С годами, кстати, на местных жителей начинает распространяться начальное образование, сначала церковное (для крещёных), а потом и общее. За образованием с течением времени следуют некие азы медицинского обеспечения. Так что жизнь при новой власти действительно можно было бы назвать для них, как минимум, не хуже предыдущей, если бы не одно большое «но»: алкоголь (были ещё «но», чуть менее губительные – неизвестные ранее болезни [729] Так, например, в 1630 году разразившаяся в Нарыме эпидемия оспы выкосила почти всех его жителей; умерших было так много, что для их захоронения при церкви на территории острога не хватало места, так что трупы приходилось вывозить в поле, где их выкапывали и поедали хищники (Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 2, стр. 64–65). ). Русский человек пил охотно и обильно и волей-неволей приучал к этой пагубной привычке местных, которым в силу их генетических особенностей водка противопоказана. В результате началось просто повальное пьянство – проблема, не изжитая среди коренного населения этих краёв и до сих пор.

На острие же всего этого нереально стремительного и безудержного русского разлива по Западной Сибири (а потом и далее) шли те, кого сегодня назвали бы охотниками, а тогда именовали промышленными людьми или промышленниками (они ведь промышляли зверя). Нам известны имена десятков русских первопроходцев – казаков, служилых людей, воевод, и принято считать, что именно они открыли для России эти гигантские пространства. Это далеко не всегда так. Указанные люди в большинстве своём шли в края, уже так или иначе исследованные теми самыми безвестными для нас охотниками. Отчаянные смельчаки, они, стремясь прежде всего заработать, продвигались вперёд просто ничтожными группами, удалялись от знакомых мест на совершенно умопомрачительные расстояния даже по сегодняшним понятиям, не возвращались порой месяцами, нередко погибали от жестоких условий, в которые сами же и забирались, но прокладывали дорогу тем, кто занимался освоением открытых ими просторов уже, так сказать, на системной основе. Только вот действительно богатыми становились очень немногие. И вряд ли является совпадением то, что эти безымянные сегодня искатели приключений действовали практически в то же время, что и английские буканьеры [730] По-английски – «buccaneer»; пираты, долгое время фактически состоявшие на службе ряда европейских государств (сначала Франции, а потом Англии и Голландии) и нападавшие главным образом на испанские корабли; при этом они пользовались совершенно официальными разрешениями на такой грабёж (так называемыми патентами), получаемыми у правительств соответствующих стран (см. Википедию, статьи «Буканьеры» и «Buccaneer» /на английском языке/). да испанские конкистадоры. А до них в течение многих веков так же открывали для своих соотечественников новые миры китайские и арабские купцы.

За промышленниками, а иногда, как мы видели, и опережая их, шли казаки. Данный контингент в своей общей массе был совершенно без тормозов и хотя считал себя христианами, по своему поведению таковыми являлся с большой натяжкой. О, казалось бы, совершенно противоестественном сосуществовании в этих людях какой-то подсознательной религиозности и неизменной готовности к неистовому грабежу, убийствам и прочему беспределу я уже писал. Но и в мирной жизни добрыми нравами они долгое время, мягко говоря, не отличались. На брак, например, большинство казаков смотрело совсем не по-христиански. Они рассматривали его как какой-то временный и односторонний договор: пока он им выгоден, жена есть, а как она надоедает, так гнать её в шею. Супруга приравнивалась к обычной вещи, к имуществу и в этом смысле мало отличалась, скажем, от коня, который, кстати говоря, зачастую ценился намного выше. Многожёнство было широко распространённой практикой. Уезжая из своего острога по делам, казак, не задумываясь, мог передать свою жену кому-нибудь во временное пользование за десять, двадцать или более рублей, а потом и вовсе на неё наплевать (в этом случае «пользователь» был волен её оставить себе, выдать замуж за кого-нибудь другого или просто перепродать). Возвращаясь из «командировки» из России, он, бывало, привозил с собой до пятидесяти и более девушек и женщин, которым навирал в три короба про классных женихов в Сибири, а потом распродавал словно рабынь. Такое отношение к женскому полу считалось в этой среде престижным, тем более что местное мусульманское население относилось к многожёнству с одобрением, уважая обладателей больших гаремов. Все эти негодяйства начинают сходить на нет лишь с укреплением в Западной Сибири Русской православной церкви, рьяно принявшейся бороться с такими вопиющими отклонениями от учения Христа [731] Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 2, стр. 72–73. , но на это, очевидно, потребовался не год и не два.