Лев Гумилёв - Этногенез и биосфера Земли

В конце Тридцатилетней войны (1618–1648) пришла усталость. Однако она не повлекла за собой объединения. За полтора века и протестанты, и католики отработали разные стереотипы поведения, совместить которые можно было лишь на основе терпимости. Последняя была провозглашена как принцип, но проводилась крайне непоследовательно. Только в XVIII в. были забыты старые счеты, и Европа опять обрела целостность, которая называлась не «Христианский», а «Цивилизованный мир». Но и это равновесие было достигнуто ценой снижения пассионарного напряжения суперэтноса, что прошло для самой Европы относительно безболезненно: пассионариев и субпассионариев (прежде всего бродяг-солдат) сплавили в заокеанские колонии.

Активную колониальную политику вели три католических и две протестантских страны: Испания, Португалия и Франция, Англия и Голландия. Для ясности условимся о терминах. Если из страны едут крестьяне, которые хотят своими руками работать на новой, захваченной ими земле, это – колонизация. Если едут солдаты, чиновники и купцы, стремящиеся получать доходы с подчиненной страны, это – колонизаторство.

Что хуже для местного населения – другой вопрос. Здесь-то и сказались последствия того раскола единого поля европейского суперэтноса, который проявился в религиозной войне протестантов с католиками. При колонизации Америки было замечено, что испанцы и французы относительно легко вступали в контакты с индейскими племенами, хотя и не со всеми, тогда как англосаксы не умели наладить отношений, кроме чисто дипломатических (например, с ирокезами в XVII в.), и организовали охоту за скальпами, выдавая премии за убитого индейца. Попробуем предложить теоретическое решение.

Испанцы, французы и англичане – этносы, составляющие по сей день суперэтническую романо-германскую целостность. Но внутри этой целостности они весьма несхожи друг с другом по этнопсихологическим доминантам. Колонизация Америки совпала с Реформацией, т. е. полной перестройкой поведенческой структуры в фазе надлома суперэтноса. Структура упростилась, и освободившаяся при этом энергия хлынула за границу западноевропейского геобиоценоза, внутри которого отдельные варианты культуры обособились друг от друга. Не только протестанты, но и католики после Тридентского Собора стали не похожи на своих предков, потому что Савонарола, Эней Сильвий Пикколомини, Игнатий Лойола сделали для этнокультурной деформации не меньше, чем Мартин Лютер или Жан Кальвин. Итак, обособление наций – естественный продукт этногенеза, но расхождение стереотипов поведения – неизбежное его следствие. Эти расхождения и определили разное отношение европейских колонистов к индейцам.

Испанцы видели в касиках племен местных дворян и при крещении давали им титул «дон». Вследствие этого в Мексике и Перу значительная часть индейцев ассимилировалась, французы в Канаде увлеклись индейским образом жизни и в XIX в. превратились в подобие индейского племени. Во время восстания Луи Риля метисы и индейцы действовали заодно. Англосаксы загнали индейцев в резервации, за исключением тех, кто согласился на американский образ жизни.

Объяснить отмеченные различия можно при помощи предложенной нами ранее (с. 355–356) концепции этнического поля. Если каждый суперэтнос – поле со свойственной ему частотой колебаний, то поля суперэтносов в этом отношении находятся в разной степени близости. Значит, можно полагать, что в ритмах полей «католических» этносов имелись «созвучия» с индейскими, а у тех, кто избрал протестантизм в Европе, их не оказалось. А ведь в XVI в. почти все нации Европы разделились на католиков и протестантов, причем каждый выбрал подходящий ему стереотип.

Проверим. Великорусы смешались с татарами и бурятами, в значительной степени воспринявшими русскую культуру, сами легко растворялись среди якутов, но угорские народы хранят свою самобытность, несмотря на долгое, тесное и дружественное общение со славянами. Зато с индейцами на Аляске и в Калифорнии русские не поладили и не могли там закрепиться, несмотря на поддержку алеутов и эскимосов. И не случайно, что во время Тридцатилетней войны Россия поддержала Протестантскую унию против Католической лиги, принимала на службу протестантов-немцев и торговала с Голландией. А ведь католичество по догматике и обряду куда ближе православию, нежели лютеранство. Очевидно, этнический момент преобладал над идейным и здесь.

Протестанты, попавшие в Южную Африку, – голландцы, французские гугеноты и немцы – сложились в этнос, названный «буры». Они были наиболее нетерпимы к аборигенам. Рабство в Трансваале было отменено только в 1901 г. А французы на Гаити обучили негров-рабов французскому языку и католической религии. Последнюю негритянские кюре интерпретировали на свой лад. В 1792 г., когда английский флот блокировал революционную Францию, негры подняли восстание против французских плантаторов, мотивируя свое отношение к ним так: «Бог пришел к белым, а белые убили Бога. Отомстим за Бога – убьем белых». И убили всех находившихся на острове французов.

И все-таки это не отчуждение, а форма идейного контакта на суперэтническом уровне. Ныне гаитянские негры восстановили у себя дагомейский культ Вуду – почитание змеи, но к мистериям допускаются только католики, в том числе и европейцы.

Исходя из описанных наблюдений» можно сделать вывод, что Реформация была не столько бунтом идей, сколько фазой надлома, т. е. промежуточной между акматической и инерционной фазами.

Из всего сказанного вытекает, что фазы этногенеза различаются лишь степенью разнообразия, определяемой уровнем пассионарного напряжения. Субпассионарии, характерные для гомеостаза, есть всегда, но при появлении пассионариев в нескольких поколениях он и теряют свое исключительное значение в сложившейся системе; их просто не замечают. При подъеме вырастает роль гармоничных людей, исправно несущих свои обязанности. И они не исчезают в акматической фазе, когда при пассионарном «перегреве» гибнут одна за другой самые пассионарные особи.

В период надлома вырастает значение субпассионариев, формирующих кадры исполнителей во время гражданской войны. Затем, в инерционной фазе, снова увеличивается значение гармоничных особей, зато оно резко убывает в фазе обскурации, когда наряду с тихими субпассионариями, унаследованными этносом от своих субстратов, появляются буйные бродяги-солдаты – продукт отхода инерционной фазы. Эти ловко расправляются с гармоничными особями и упрощают систему вплоть до потери резистентности. Тогда они гибнут сами, а вслед за крушением этноса забывается его неповторимая культура и наступает гомеостаз. Эта этносоциальная закономерность прослеживается и на этногеографическом материале. Характеристики всех фаз совпадают.