Лев Гумилёв - Этногенез и биосфера Земли

Но не только кормящее море, а даже области, покрытые льдом и потому совершенно бесплодные, могут способствовать возникновению этносов, что имело место в Прибалтике и Скандинавии около Х тыс. до н. э. Механизм этого явления прост.

Ледник, для того чтобы расти, должен получать из океана достаточное количество атмосферной влаги – холодного дождя и мокрого снега. Но так как над ледником всегда стоит антициклон, то влажный воздух разбивается о его закраину и там выливается дождь. Для Евразийского континента – это западная закраина, откуда идут атлантические циклоны, вплоть до Таймыра. Следовательно, ледник растет к западу, а его восточная часть тает под лучами солнца, ибо там, где нет облачного покрова, инсоляция действует беспрепятственно.

Получается географический парадокс: там, где абсолютная температура выше, – сыро, ветрено, облачно, а потому люди и животные страдают от холода; там же, где температура ниже, – тихо, ясно, сухо, и люди и животные согреваются под прямыми лучами солнца, не обращая внимания на холодный воздух. Ледниковый антициклон всегда больше, чем сам ледник, и покрывает приледниковые районы, превращая их в сухую тундру. Ручьи, стекающие с ледника, образуют пресные озера и ручьи, где селится рыба и водоплавающая птица. Вокруг них вырастают рощи – приют пушного зверя, а в сухой тундре, где снежный покров мал, пасутся стада травоядных. Это рай для первобытного охотника и рыболова.

Именно такие условия сложились в Восточной Европе в конце Померанской стадии последнего оледенения. В тундре, примыкавшей к уходящему леднику, стали появляться редкие леса, окаймляющие реки и озера. Тогда на берегах Немана и Двины сложились древние этносы балтской группы, дожившие до нашего времени в ландшафте, который от потепления стал монотонным. Балтские топонимы и гидронимы хранят печать глубокой древности [199]как память о времени, когда природная среда вокруг их предков была иной. Не только этносы, но и ландшафты имеют историю.

Теперь мы можем сформулировать вывод из проделанного анализа: монотонный ландшафтный ареал стабилизирует обитающие в нем этносы, разнородный – стимулирует изменения, ведущие к появлению новых этнических образований.

Но тут возникает вопрос: является ли сочетание ландшафтов причиной этногенеза или только благоприятным условием? Если бы причина возникновении новых народов лежала в географических условиях, то они, как постоянно действующие, вызывали бы народообразование постоянно, а этого нет. Следовательно, этногенез хотя и обуславливается географическими условиями, но происходит по другим причинам, для вскрытия которых приходится обращаться к другим наукам. Эти проблемы будут разобраны в специальных разделах и в конце концов дадут ответ на основной вопрос: как и почему этносы не похожи друг на друга и какое отношение имеет этногенез к прочим явлениям природы?

Один из моих оппонентов оспаривает мой тезис о том, что возникновение новых этносов приурочено к регионам стыка двух и более ландшафтов, а развитие их беспрепятственно протекало в ландшафтах монотонных. [200]Но в этом же абзаце он пишет: «Этногенез не локализовался в каких-то (подчеркнуто нами. – Л. Г. ) немного особых ландшафтах, а фактически шел во всех областях Ойкумены, хотя в ряде случаев природные условия могли несколько (подчеркнуто нами. – Л. Г. ) ускорять или задерживать ход этнических процессов». Мой оппонент почему-то не замечает допущенного им противоречия, снимающего его возражения. Ведь появление нового этноса, т. е. новой системной целостности, всегда связано с ломкой старых этносов, относящихся к новому как этнические субстраты. Для осуществления этой работы необходим импульс, который либо даст начало новому этническому процессу, либо затухнет вследствие сопротивления среды, и тут упомянутое «несколько» приобретает решающее значение, что и было нами отмечено, а потом будет объяснено.

До сих пор мы говорили о ландшафтах как феноменах девственной природы, хотя твердо знали, что на Земле нет ландшафта, не испытавшего когда-либо воздействия человека. Это упрощение мы ввели сознательно, чтобы прояснить проблему, но искусственные, т. е. урбанистические, ландшафты известны с глубокой древности. В Вавилоне было около миллиона жителей, в Риме – свыше полутора миллионов, в Константинополе – один миллион с лишком. Эти громадные города можно рассматривать как самостоятельные ландшафтные регионы. И они проявляют себя как таковые: на границах города и деревни всегда возникали субэтносы, чаще эфемерные, иногда стойкие, но всегда с оригинальными, неповторимыми стереотипами поведения, обязательными для их членов.

Существует и другой больной вопрос: не является ли наше время – эра технической цивилизации – особой эпохой, к которой неприложимы закономерности, открытые при изучении истории, а не современности? Этот вопрос уже был поставлен крайне остро и четко: «Осталась ли степь – степью и пустыня – пустыней (в ландшафтном понимании этих терминов? Сильнее всего изменена растительность (в степи земледелием, в пустыне – выпасом, орошаемым земледелием), как следствие этого изменились сток, почвенный покров, процесс эрозии и вся дальнейшая «цепочка» компонентов природных комплексов». [201]

Действительно, антропогенный фактор ландшафтообразования за последние три тысячи лет приобрел и продолжает приобретать важное место в лике земной поверхности.

Сельское хозяйство изменяет флору и фауну, архитектура становится важным элементом рельефа, сжигание угля и нефти влияет на состав атмосферы. С этой точки зрения Париж должен рассматриваться как антропогенный геохор [202]в лесной ландшафтной зоне с ускоренным ритмом развития, ибо современный облик этого микрорайона отличается и от вида средневекового замка парижского графа, и от римской Лютеции. Но ведь и непроточное озеро, мелея, быстро превращается в болото, тогда как окружающий его лес за это же время не меняется. Разница между антропогенными и гидрогенными образованиями, как бы она ни была велика, в аспекте естествознания не принципиальна. Но на поставленный нами вопрос: почему и как человек преобразил лик Земли? – констатация сходств и различий ответа не даст. Поэтому продолжим «поиск истины», как древние эллины именовали исторические исследования.

Поскольку речь идет о «поведении» особей, входящих в разные этносы, то самое простое – обратить внимание на то, как они воздействуют на те или иные природные ландшафты, в которые их забрасывает историческая судьба. Иными словами, нам надлежит проследить характер и вариации антропогенного фактора ландшафтообразования с учетом уже отмеченного нами деления человечества на этнические коллективы.