Array Коллектив авторов - Дискурсы свободы в российской интеллектуальной истории. Антология

С другой стороны, тезис Кембриджской школы о несоизмеримости разнородных исторических контекстов ставит под сомнение возможность семантического трансфера понятий из одного контекста в другой. Если задача историка состоит в том, чтобы показать, что понятия имеют совсем разные значения и выступают в совершенно иных конфигурациях проблем, нежели те, с которыми работает современный исследователь, то тогда «история понятий» невозможна (возможна в лучшем случае «история слов») 13 13 См. обзор аргументов Кембриджской школы против подхода немецкой Begriffsgeschichte в кн.: Müller E. , Schmieder F. Begriffsgeschichte und historische Semantik. Ein kritisches Kompendium. Berlin, 2016. S. 370–372. . Но какую функцию имеет тогда реконструкция интеллектуальной истории? Она только указывает на забытые и вытесненные из культурного опыта значения, как это показывает Скиннер на примере понятия «свободы до либерализма»? 14 14 Skinner Q. The Idea of Negative Liberty: Philosophical and Historical Perspectives // R. Rorty, J. Schneewind, Q. Skinner (eds.). Philosophy in History: Essays in the Historiography of Philosophy. Cambridge, 1984. P. 193–222. Или все же включает в себя возможность нормативно утвердить новый смысл свободы, как этого добивается Ф. Петит, вводя республиканское понятие свободы в поле современного философского дискурса свободы? 15 15 Петтит Ф. Республиканизм. Теория свободы и государственного правления. М., 2016. О связи понимания свободы и методологии интеллектуальной истории см.: Павлов А. Приключения метода: Кембриджская школа (политической мысли) в контекстах // Логос. 2018. Т. 28. № 4. С. 261–302.

В этих дискуссиях о значении понятия свободы и его исторических модификаций вырисовываются контуры проблемы, которая напрямую относится к анализу этого понятия в российской интеллектуальной истории. Как соотносятся категории анализа и категории самого контекста? Возможно ли перенесение методов и понятий, разработанных на материале других интеллектуальных контекстов, в анализ российской истории? 16 16 Ср.: Павлов А. Указ. соч. Автор высказывает обоснованные сомнения в возможности переноса методов Кембриджской школы на анализ российской традиции не только по причине тесной связи метода с контекстом его возникновения, но и в силу иного концептуального каркаса свободы, присутствующего в исследованиях Кембриджской школы. О поисках «русской свободы» как исторического феномена см.: Hagen M. Die russische Freiheit: Wege in ein paradoxes Thema. Stuttgart, 2002. И если возможно, то каким образом соотносятся свобода как аналитическая категория исследования и свобода как тема исторических дискурсов?

Вопрос о том, есть ли в России «свобода» как специфическое понятие и опыт, выраженный этим понятием, в немалой степени зависит от выбора той исследовательской оптики, что определяет масштаб, размер и разрешение картины, видимой с ее помощью. И как раз в предметном поле, конструируемом оптиками Begriffsgeschichte и Кембриджской школы интеллектуальной истории, никакой специфически «русской свободы» не обнаруживается.

Оптика Begriffsgeschichte в «Словаре основных исторических понятий» знает «свободу» как универсальное понятие, видимые семантические трансформации которого маркируют смену исторических эпох от традиционного общества до современного. Для этой оптики не существует разных семантик свободы в разных культурных и политических ареалах, но лишь общеевропейский переход от «свобод» (привилегий) отдельных сословий и социальных групп к «свободе» как универсальному политическому императиву эпохи модерна. Переход этот может лишь варьироваться в хронологическом отношении как более ранний или более поздний, но у него не может быть иного направления и иной семантической конфигурации 17 17 Ср. споры по поводу хронологии «седлового времени» в Германии и во Франции между кругом авторов «Словаря основных исторических понятий» и группой участников «Компендиума основных социально-политических понятий во Франции 1680–1820», выходившего под редакцией Рольфа Рейхардта: Reichardt R. Einleitung // R. Reichardt, E. Schmitt (Hrsg.). Handbuch politisch-sozialer Grundbegriffe in Frankreich 1680–1820. München, 1985. Heft 1/2. S. 39–148 (особенно S. 70–71). . Поэтому говорить об «истории понятий в России» с точки зрения Begriffsgeschichte имеет смысл лишь как о проверке и подтверждении основной гипотезы «седлового времени» на русском языковом материале 18 18 Характерно, что редакторы книги «Понятия о России», объединившей целый ряд исследований российских понятий в духе «Begriffsgeschichte», отказываются следовать за гипотезой Козеллека и связывать историю понятий в/о России с представлением о (как они переводят) «переломном времени». Они также нигде не дают обоснования контуров своего предмета – «России», принимая наличие имперской «петербургской России» (преимущественно XVIII в.) как факт и возводя этот факт в норму культурной идентичности «мы». Никаких лингвистических или методологических аргументов в пользу выбора этого периода и этого набора понятий они не приводят. В результате собирается весьма интересная подборка разных историй разных понятий, но никак не Begriffsgeschichte как целостная историческая концепция, в которой специальное обращение к «России» как предмету анализа было бы обоснованным. См.: Миллер А. И., Сдвижков Д. А., Ширле И. Предисловие // Понятия о России: К исторической семантике имперского периода. М., 2012. Т. 1. С. 5–46. .

С оптикой «истории понятий» связано также убеждение, что «понятие свободы как ценности и цели является антропологически неустранимым» 19 19 «Anthropologisch nicht eliminierbar» ( Conze W. Freiheit // Geschichtliche Grundbegriffe / Hrsg. von O. Brunner, W. Conze, R. Koselleck. Stuttgart, 1975. Bd. 2. S. 542). . Таким утверждением немецкий историк Вернер Конце завершает статью «Свобода», в которой понятие свободы изображается как предмет исторических трансформаций, идеологических манипуляций, политических противоборств и борьбы философских мнений. Тем самым история понятия от Античности до современности упирается в собственный предел – в границу, за которой история устраняется антропологией. Утверждая в финале историко-семантического исследования понятие свободы в качестве антропологической константы, автор, казалось бы, ставит под вопрос главный принцип всего методологического подхода Begriffsgeschichte. Он призван показать, в пику прежней истории идей, что ключевые понятия не имеют априорного надысторического статуса, а являются «индикаторами» и «факторами» культурного опыта, который они организуют, будучи сами его продуктами. Вместе с тем в этом утверждении обозначается и проблема границ историко-понятийной вариативности – в какой мере мы вправе говорить об истории одного понятия как едином процессе и есть ли какие-то иные способы конституировать единство этого процесса помимо его отнесения к одному словарному слову.